— По собственному! Как у вас всё просто! Чуть что, по собственному…

— Ты мне уже полгода замену ищешь, Боря Петрович, так что… — чего он ждет? Чтобы я раскаялся? Так я знаю, что прав. Вернуть время, и я сделал бы то же самое.

— Так что, что?! Потому и не нахожу, что как преподаватель полностью меня устраиваешь! Да и ты мозги в тонусе держишь! По собственному! — возмущается, быстро жестикулируя, — Бить-то зачем, Марк?

— Да потому что зверею я, когда вижу такое! — бью ладонью по столу, — Ты слышал, что он тут лепил?

— Слышал… у неё что, родителей нет? Вступиться некому? — глубоко вздыхает, успокаиваясь. Я тоже.

— Есть, но судя по всему… не знаю… — я не собираюсь это с ним обсуждать.

— Мда. Парня на отчисление, завтра выясню на каком факультете он учится и поговорю с кем надо. А тебе выговор, извини уж, Марк Валентинович. Но должен, что делать…

— Без проблем, — киваю и встаю. Разговор окончен.

— Один вопрос, Аланьев. Ты к девчонке отношение имеешь?

— Да, — отвечаю предельно честно.

— Не трогай его, пока числится за нашим вузом, — просит, имея в виду Илью, — Что потом — твоё дело.

— Без проблем, — повторяю, и пожав ему руку, выхожу из кабинета.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марк возвращается спустя минут тридцать. За это время я уже успела известись.

Меря шагами кабинет, выкручивая до красноты пальцы, бесконечно заправляя за уши волосы я думаю лишь о том, чтобы Марка не уволили или не посадили.

— Да за что его садить, Тая? — пытается достучаться практически спокойная Арина. Она сидит за профессорским столом и наблюдает за мной.

Я слушаю её голос, словно фоном. Слушаю, но не слышу. Я не знаю, что будет делать отец, Илья, декан, ректор. И самое главное, что смогу сделать я. На что я способна?

Погружение бывает разным. В Марке счастливое погружение, а в Илье... Внутри щелкает мысль, что и с Ильей тоже поначалу было хорошо. А что, если… Стоп. Мне не суждено этого проверить. С Марком лишь хорошие моменты, потому что мы не успеем ничего испортить. Он образ. А его образ — мое спасение. Моя вера в лучшее. А что, если нет?

Кажется, в своих метаниях я схожу с ума. Минуту назад мне кажется, что я способна противостоять давлению, а сейчас… Мой страх, как оковы, которые я вынуждена бесконечно носить за собой.

— Марк! — бессознательно вскрикиваю, когда дверь аудитории за ним закрывается. Решительный, уверенный, рассудительный, сильный…

Сердце захлестывает нежностью к нему и то же самое я читаю в глубине его прекрасных глаз.

Сделав пару шагов на встречу, попадаю в окутывающее душу тепло его рук. Хорошо. Как же с ним хорошо.

Нет, он совсем не Илья и никогда так с ним не станет.

Илья только брал, не умея или не желая отдавать. Брал эмоции, заботу, уважение, действиями уверяя, что не достоин этого, словами бесконечно требовал. Отнимал уверенность, питаясь ею, заполнял собственные резервы необходимостью в унижении, ломая и без того хрупкую сердцевину сознания, переворачивал мой мир, безжалостно сдвигая рамки дозволенного, пользуясь моей невозможностью защититься. Купался в своей жестокости.

Марк просто делает, без уговоров или обсуждений, без обвинений и жесткости. Он думает обо мне, моих чувствах, бережет и… я сама становлюсь с ним смелее.

Славно цветок, что столько лет провел в темном углу припорошенный пылью, а сейчас кто-то нашел его цветение. Я папоротник, а Марк нашел мой цвет. Цвет папоротника.

— Поехали отсюда, — тихо прошу.

Машина тормозит около моего дома после того, как мы завозим домой Арину.

— Собери пожалуйста вещи, — говорит, открывая передо мной дверь машины. — Опять этот выродок… — рычит, и я вижу, как его кулаки сжимаются. Взгляд тотчас устремляется на стоящую у подъезда фигуру. — Тая, просто заходи в подъезд, собери сумку, возьми всё что нужно для поездки и спускайся. Некоторое время ты поживешь в другом месте.

— Марк, я не могу, Марк… — бормочу сбивчиво, со страхом замечая, что Илья идет к нам. Заметил всё-таки.

— Просто сделай, как я прошу, моя Вишенка, — он берет в руки моё лицо, отгораживая моё сознание от всего мира, — это для твоей же безопасности. Квартира ведь съемная и платят родители, верно? — и, дождавшись кивка, поясняет, — дубликат может быть у кого угодно. Даже у этого, — указывает на Илью.

— Ану отойди от неё, — подойдя почти вплотную шипит Илья.

— Иди…, — нежно просит Марк, не обращая никакого внимания на чужие слова.

— Марк, — упираюсь. Не хочу оставлять их наедине. Страшно…

— Доверься мне. Я жду тебя тут. Иди, моя красавица, — и отпускает из своих рук, аккуратно подталкивая к подъезду.

Илья пытается преградить дорогу, но Марк успевает встать перед ним, закрывая меня. Руки дрожат, когда я достаю ключи из сумки. По лестнице бегу, словно сумасшедшая.

Быстрее-быстрее.

Достаю чемодан, с которым ездила в Австрию. Не помню куда задевала дорожную сумку, которую беру к родителям, поэтому и так сойдет.

Быстрее-быстрее.

Вкидываю всё, что вижу, не успевая подумать. Туда же летят конспекты, пара книг, лежавших на столе. Какие-то вещи, за которые успел зацепиться взгляд.

Быстрее-быстрее.

Сую ноутбук в специальную для него сумку и повесив её на плечо, хватаю чемодан и подтаскиваю его к лестнице. Затем всё же возвращаюсь к лифту. Я просто не смогу быстро тащить его.

Не помню, закрыла ли квартиру. Вероятно, да. Но сейчас я думаю только о скорости.

Выбегаю из подъезда, и Марк подхватывает мой чемодан и сумку с ноутбуком. Открыв для меня пассажирскую дверь, усаживает в машину, затем открывает багажник кладет вещи, и мы уезжаем.

Илья за это время не произнес ни слова, только стоял, испепеляя взглядом. Но мне не хотелось исчезнуть или спрятаться. Ни в этот раз.

— Отец убьет мою мать, если узнает, Марк.

— Говори адрес.

— Я из Чернигова.