Лицо Назара просветлело, широко размахнувшись, он зашвырнулболт в канаву.

– Ну и слава богу, садитесь, девки.

Кашляя, чихая, выпуская из выхлопной трубы облака точерного, то белого дыма, судорожно вздрагивая и лихорадочно трясясь, «персик»весьма быстро домчал до таблички с надписью «Мирск».

– Во, – сообщал Назар, – конечная, поезд дальше не пойдет,вылазьте, граждане.

Я вышла на заросшую сорняками дорогу.

– Можно попробовать дальше проехать, – предложила Лизок.

– Нет, – помотал головой Назар, – на днище сядем.

– Не надо, я пешком дойду, – улыбнулась я и протянула дядькетри розовые бумажки.

– Потом расплатитесь, – сказал он, – когда назад привезу, мывас тут подождем, на пригорке.

– Но я могу задержаться на час, два…

– И что?

– А вам тут стоять?

– Торопиться некуда, – заверила Лизочек, – у меня каникулыначались, а магазин с продуктами круглосуточный, успеем потратиться.

– Твоя мама будет беспокоиться.

Лизок заморгала.

– Это вряд ли. Она умерла.

– Прости, пожалуйста.

– Ничего, – кивнула Лиза, – ее машиной сшибло. Мы с папойвдвоем живем. Вы не торопитесь, папа спать ляжет, а я радио послушаю. Эй,стойте!

Я обернулась. Девочка протягивала мне куртку из плащовки скапюшоном.

– Наденьте, – велела она, – а то простудитесь.

Я натянула на себя ветровку и побежала в Мирск.

Уж не знаю, как выглядело местечко тогда, когда Сергейпривез сюда Соню, но сейчас тут вполне можно было снимать фильм под названием«Земля после нашествия инопланетян». По бокам единственной улицы тянулисьразвалины домов, тут и там валялись ржавые останки каких-то механизмов, колеса,ведра, непонятные, изогнутые в разные стороны трубки… Внезапно показаласьизбенка, вполне крепкая, жилая, на окнах болтались занавески, на крыше торчалаантенна.

– Здравствуйте, – закричала я под окнами, – есть тут кто?

Дверь распахнулась, показалась голова, повязанная серымплатком.

– Чего надо?

– Красноармейская улица, дом восемь где?

– Вниз иди, к лесу.

– Далеко?

– А до конца.

Я продолжила путь, по дороге попалось еще несколькообитаемых домов, но хозяев не было видно, может, они, испугавшись мелкого,моросящего дождя, попрятались в избах.

Наконец дорога уперлась в опушку. Я завертела головой вразные стороны. Где же нужный дом? Справа одиноко торчит остаток кирпичнойстены, слева навалена куча бревен. Чуть поодаль, правда, виден крепкий дом. Вполной растерянности я топталась между развалинами…

– Вы кого-то ищете? – кто-то тихо спросил за моей спиной.

Я обернулась, вполне симпатичная женщина в резиновых сапогахи ярко-красной куртке стояла на дороге, опираясь на лопату.

– Да, – обрадовалась я, – дом номер восемь поКрасноармейской.

– Вот он, – ткнула тетка в сторону руин, – развалился.

– Давно?

– Ну… может, год тому назад, полтора, точно не скажу.

Я растерялась. Если изба рухнула двенадцать месяцев назад,Яна никак не может сидеть в подполе, – Вы ей родственница? – поинтересоваласьтетка.

– Кому? – автоматически спросила я, осматривая кучу бревен,потемневших от времени.

– Олимпиаде Михайловне. Хорошая женщина была, царство ейнебесное.

– Вы знали ее?

– Конечно, – усмехнулась женщина, – она меня на светпринимала. Олимпиада Михайловна работала акушером-гинекологом в Козюлине, вбольнице. В прежние годы автобус регулярно ходил, впрочем, напрямик, черезлесок, недалеко бежать. Да и Мирск тогда совсем другим был, дома крепкие, людейполно, свиноферма стояла, коровники, колхоз работал, «Заря коммунизма».Олимпиаду тут все любили, она никому в помощи не отказывала: давление тампомерить, банки поставить. Хоть и гинеколог, да все умела. А еще наши бабы кней бегали с болячками и рожали при ней. Поговаривали, что тетя Липа и абортыделает, но это точно не знаю. Правда, деньги у нее водились, но она не жаднаябыла, всегда в долг давала. Вот Яна у нее противная выросла.

– Вы и Яну знали?

– А то! Вместе в школу бегали, я, правда, на два классапостарше, но у нас в Мирске школа малокомплектная была, учились мы в ней допятого класса, все, от первоклашек до старших, сидели в одном зале, учительницапо рядам ходила и каждому свое задание давала. А в старших классах в Брусковобегали. Яна очень нос задирала и врала много.

– Ну что, например?

Женщина скривилась.

– Фантазия у нее через край била. Классе в третьем она мнераскрыла «страшную» тайну, дескать, тетя Липа ей не родная мать. Родители Яныкосмонавты, им нельзя было ребенка иметь, а они родили и Олимпиаде отдали. «Вотвырасту, – врала Янка, – отправлюсь в Москву, найду их и заживу королевой. Будукаждый день платья менять, торты есть и на „Волге“ ездить». Я своей мамерассказала, та к тете Липе сбегала, похоже, Янке оплеух за вранье надавали, онас тех пор больше глупости не болтала, только иногда, если ее кто обижал,шипела: «Папе своему пожалуюсь!», но никто ей не верил, конечно. Какой отец!Тетя Липа не скрывала никогда, что родила вне брака девочку, замужем-то онаникогда не была.

– Скажите, Яна сюда не приезжала?

– Ну, раза два-три. Может, убили ее, – предположиласобеседница, – все, унесло, словно щепку потоком, ни разу к тете Липе на могилуне пришла, памятника не поставила, там только одна табличка. Вот поэтому идумаю, что убили ее. Все-таки нормальная женщина мать так не оставит, непо-божески это!

– Нет, Яна жива, – пробормотала я, – думала, честно говоря,ее тут застать. Значит, она не приезжала недавно, вы точно знаете?

Женщина хмыкнула:

– Да уж куда точнее. У нас в Мирске событий никаких непроисходит, любой человек из города любопытство вызывает. Вы вот сейчас поулице прошлись, так теперь станут полгода обсуждать, во что одета была, к комузаявилась, о чем разговаривала. Ко мне придут, расспрашивать начнут.