– Бонни, мне нужно кое-что рассказать, – сказала я.

Сердце билось бешено, руки дрожали, коленки подгибались: я очень боялась, что сейчас подруга возьмет поднос и пересядет за другой столик, а я останусь одна, и мне совсем не с кем будет поговорить.

Она так быстро убежала из нашей комнаты! А Марка поймала меня в коридоре и с каким-то даже ликованием донесла, что Бонни узнавала про другие комнаты и все такое.

Наврала, наверное, но…

– Ты чего? – Бонни склонила голову набок и даже отложила в сторону недоеденный бутерброд с маслом. – Ты заболела? У тебя лицо, как будто зуб болит или лимон съела…

В этом голосе была забота.

– Ты сильно на меня обижаешься? – жалобно спросила я. – За то, что я не так смотрю, и все такое? Ты хочешь отселиться?

– Просто, – Бонни отвела глаза, – иногда ты говоришь обидные вещи. Когда говоришь обидные вещи, люди обижаются, вот и все. И я знаю, что ты не желаешь зла, и если и считаешь меня дурой, то совсем чуть-чуть, но когда тебя жалеют…

Я покачала головой.

– Кому-кому, а не мне тебя жалеть. Ты сильная ведьма, а я даже чайник согреть не могу.

В моем голосе, как я ни старалась, проскользнула зависть. Забота против зависти. Это неправильно.

Мне стало стыдно.

К тому же Бонни поспешила возразить.

– Я не сильная. Я просто обогнала тебя в развитии. Немного медитаций и все. Ты уйдешь вперед, и будешь смотреть на меня с жалостью, и я… Я же торможу тебя, разве не так?

– Нет, – вздохнула я, – если бы не ты, у меня не было бы сил столько учиться. Я бы поссорилась с преподавателями и плюнула на все. Я бы сбегала, как с шенского… Ты вовремя меня останавливаешь, когда меня заносит, и я очень тебе благодарна. И я всегда готова помочь, если нужно что-то объяснить. Спрашивай в любое время.

Из хорошего во мне есть только честность.

Бонни отвернулась.

– Да… конечно.

– Слушай, – нужно было перевести тему, – ко мне во сне являлась мертвая бабушка. Я не уверена, что это значит… Элий говорил, что видел призрак моей бабушки у меня под окнами.

Бонни кивнула.

– Да, помню такое. Но разве ему не показалось?

– Что? – удивилась я.

– Что? – переспросила Бонни.

– Откуда ты знаешь? Он мне говорил.

– Ну, я пару раз с ним общалась. Случайно пересекались, ну и… он подошел ко мне и рассказал, потому что беспокоился, а я сказала, что это неплохой повод подойти к тебе.

– И почему ты мне не рассказала?

Звучало так себе. Если бы могла загнать слова обратно, я бы поймала этих юрких воробушков по одному и съела без масла. Звучало даже не как ревность – звучало как собственничество.

Бонни, слава богу, не обратила внимания. Пожала плечами.

– Мы были в ссоре, кажется. И разве это важно? Он ведь потом подошел к тебе, так? Как я и посоветовала. И сказал о чувствах и все такое, как и собирался. Этого я не советовала, наоборот, но вряд ли он удержался… Он неплохой парень. Я думала, военные более… ну, знаешь, вольно себя ведут. Ну, у нас в деревне стояли простые солдаты, и офицеры редко выходили из дома старосты, так что… я ошиблась на его счет.

– Я не понимаю…

– Я считала, что он из тех, кто распускает руки или шутит гадко. Так поступали все парни в мундире, которых я видела, и поэтому я думала, что этот твой нэй Элий такой же. И поэтому ты так его боишься. Любишь или хотя бы чуть-чуть привязана, но, попав сюда, решила, что достойна большего и эта привязанность лишняя. С моей теткой так было: она предпочла возможность уехать в город и устроиться цветочницей браку с любимым парнем, потому что он занимался доставкой навоза на фермы, а ей не хотелось всю жизнь провести среди навоза… Но Элий нормальный парень, и у него есть возможность получить высокий чин, особенно с поддержкой Дезовски, и он не из тех, кто запретил бы тебе заниматься любимым делом… Он поехал не вернуть тебя в навоз, как это пытался сделать тетин жених; он приехал, потому что боялся, что с тобой случилась беда. И теперь уже я не понимаю, за что ты с ним так. Почему бы тебе просто… не поговорить с ним по-человечески? Даже если ты его больше не хочешь, ему будет легче, если он хотя бы будет знать, что ты не околдована и не в беде. Что с тобой все в порядке.

Бонни чуть ли не уткнулась в тарелку носом, когда это говорила. Она накручивала на пальцы выбившуюся из прически прядь и делала длинные паузы, стараясь подобрать слова.

Она не хотела никого обидеть.

А я вдруг осознала, что между мной и Элием попал не только Щиц, но теперь и Бонни. И все из-за меня.

– Я пыталась, но… язык не поворачивается. Я не могу с ним нормально говорить. Это сильнее меня. Это не колдовство, это просто… дурость, Бонни. Страх. Я боюсь.

Я почувствовала, что вот-вот расплачусь. Бонни тоже не понимала. Почему даже Бонни не понимает? Я тоже не понимаю, но… Я так надеялась, что кто-то умный возьмет и разложит все по полочкам за меня. Ведь Бонни лучше меня разбирается в чувствах. У нее столько сестер и теток, и многие из них замужем, и она наблюдала столько всяких историй, но почему она не понимает мою?

Бонни ткнула пальцем мне в лоб.

– Это в твоей голове. А что сказала тебе бабушка?

– При чем здесь бабушка? – удивилась я.

– Ну, обычно во сне мы получаем ответы на свои вопросы.

– Не в этом случае, – скривилась я, – в моем сне бабушка просто хотела перейти через дорогу.

– Куда? – нахмурилась Бонни.

– На другую сторону. Сначала дороги, потом ручья и озера. Просила меня перевести…

– Мертвая бабушка?

Каркара захлопала крыльями, всполошилась, чуть не свалилась со спинки стула Бонни.

– Ну да.

– Через дорогу?

– Да.

– Но ты ее не перевела. Не перевела же, да? – Бонни вцепилась в мою руку.

– Нет. Но… мы играли в игру. Два раза она проиграла, а один… одна попытка у нее еще осталась.

– Не смей переводить. Нельзя переводить мертвых на другую сторону чего бы то ни было! – Впервые за все утро Бонни смотрела прямо на меня.

Даже Каркара перелетела на спинку моего стула.

– Почему? – удивилась я. – Это же просто сон.

– Ну, просто… – Бонни замялась, – быть может, это суеверие, но меня мама учила.

Она прикрыла глаза и быстро-быстро затараторила:

– Если случилось проходить мимо кладбища для самоубийц, рассыпь под ноги семечки, чтобы они отвлеклись на их пересчет и не увязались за тобой; если циркачи хоронят своего, ни за что не заглядывай в гроб, чтобы не родился уродливый ребенок; а если во сне мертвец хочет, чтобы ты перевел его через дорогу, или через реку, или еще куда-нибудь, то нельзя соглашаться, потому что так ты приведешь его в мир живых, а сам останешься в мире мертвых. Вот так. Ты же не согласилась?