Поэтому, когда её жених принёс мне перед их свадьбой сочинённую им песню, я обрадовался. Я понял, что они люди одного порядка. Никто другой не подходил так Сигню. Только может быть я. Но я не конунг и никогда не мог бы им быть.

Вот почему я так удивился, застав её в такой поздний час на мужской половине, да ещё в слезах, неспособной произнести ни слова. Неужели кто-то мог её обидеть? В Сонборге! В самом тереме! Её обожал весь город и весь йорд. Никогда и никто из своих не обидел бы её. Только чужак. Только злодей.

— Может, Хубаву позвать? — спросил я, уже начиная пугаться, что с ней стряслось что-то страшное.

Сигню яростно замотала головой. И тут только я заметил, что платье её распахнуто на груди, хотя она и стискивает его рукой. Я похолодел…

— Кто это сделал? Сигню! — я сжал её плечи.

Она подняла голову.

Я смотрю в лицо Бояна, всегда бледное, оно вспыхнуло, а длинные волосы, кажется, сейчас встанут торчком от злости и возмущения. Но что он такое увидел… Я быстро догадалась — платье у меня на груди всё ещё раскрыто, сейчас решит, что…

— Нет… Нет-нет, Боян, это… Никто ничего со мной не сделал… — ну, хотя бы заговорила. Но в таком деле, думаю, мне понадобится помощь…

— Я Хубаву позову, — опять сказал я, разгибаясь.

— Ох, нет, не надо… — она вытирает ладонями лицо от остатков слёз.

— Да что случилось, кто тебя обидел? Неужели Сигурд? Что ты вообще делала здесь? — я сел рядом с ней.

Она заплакала опять:

— Да дура я, Боян!.. Ох, такая дура…

— Ну, хватит плакать-то, я уже не могу! — сказал я, вглядываясь в её лицо. Неужели кто-то… Чьи там покои поблизости? Чёрт, после как теперь полный терем брандстанцев и не вспомнишь сразу… — Тебя… изнасиловали?

Она сразу перестала плакать и посмотрела на меня:

— Да ты что! — шмыгнула носом и захлопала глазами. — Нет. Да и не далась бы я.

— Не далась бы! Кабы можно было не даться, никого бы не насиловали никогда, — сказал я убеждённо.

— Да так, конечно… — проговорила она, успокаиваясь, может от мысли о том, что её-таки не изнасиловали.

— Может, расскажешь уже? Легче станет, — предложил я.

Она посмотрела на меня, убрала растрепавшиеся волосы за уши. Простоволосая ещё…

— Да рассказывать-то стыдно, до того так глупо всё, — она вздохнула, облизала опухшие губы, — я хотела… Словом, хотела Гуннара утешить, чтобы пить перестал из-за Агнеты, не то Сигурд грозился его из воевод погнать. Пришла к нему, а он…

И тут я всё понял и, не выдержав, громко расхохотался:

— Лапал, что ли?.. Ой, не могу, Сигню!.. Ну и дурёха же ты! Что ж ты от пьяного мужика хотела?.. Да ещё ночью!.. Пришла утешать… Ой, я умру от смеха-ха-ха!

От его неподдельно весёлого громкого смеха мне сразу стало легко. «Дурёха» — умеет ласково даже обругать. Как хорошо, что я встретила именно тебя в эту минуту! Как я тебя люблю, Боян!

Я заметил, что и она смеётся, щуря ещё мокрые ресницы. Вот и хорошо, Хвала Богам! Я обнял её.

— Ну, успокоилась? Вот и ладно. Тебе к мужу пора, уж полночь скоро, — я вытираю остатки слёз с её лица, — Ты умойся, давай, расчешись. И платье в порядок приведи. Не то Гуннару не то, что в воеводах не остаться… Смотри Сигурду не сболтни!

Потом мы прошли тайным коридором к их с Сигурдом покоям. Обычным путём идти далеко, а тут рукой подать: пролёт вниз, поворот и мы в коридоре рядом.

Терем сонборгских конунгов был построен как настоящая шкатулка с секретом. Кто-то ещё из давних правителей придумал вот так тайно соединить все помещения терема системой тайных лестниц и переходов. Знали о ней только несколько человек: Хубава, которая плохо там ориентировалась, я и Сигню. Сигню знала этот лабиринт лучше своей комнаты и могла там передвигаться в полной темноте, безошибочно находя дорогу. В детстве у нас с ней была такая игра. Мы считали ступеньки, пролёты и повороты, заодно занимаясь арифметикой.

Нам эту тайну терема открыла в своё время Лада, узнавшая её от Эйнара. Она считала, что эти переходы могут когда-нибудь спасти жизнь или честь.

Глава 12. Новое

Когда через неделю после восшествия на престол вновь образованного Самманланда, я объявил на Совете, что намерен летом идти на Норборн, лица алаев, Эрика Фроде, присутствовавшего сегодня стали похожи как у братьев — вытянулись в один миг. Все загалдели, забормотали, все говорили одно и то же:

«Войска нет ещё…»,

«Йорды едва объединились…»,

«Мы не готовы…», — всё, что я и предполагал услышать. Во всём этом зале со мной согласен только один человек — Сигню, сидящая напротив меня, чью ободряющую улыбку я вижу.

— Надо собрать Большой Совет, — громко заговорил Эрик Фроде, — такие вопросы…

— Не нужен никакой ещё Совет, я не советуюсь сейчас и с вами, я объявляю мою волю. Высшее слово — слово конунга. Дроттнинг, что скажешь ты?

— Я скажу: слово конунга — слово Мудрости и Божественного Прозрения! — говорит моя дроттнинг. Я не сомневался в её согласии, но то, что она сказала и каким голосом, твёрдым и уверенным, заставило остальных умолкнуть и принять моё решение как команду к началу подготовки к предстоящей войне.

Гуннар, конечно, как воевода высказывал мне тогда же свои сомнения:

— У Сонборга нет даже дружины толковой, придётся всё создавать с нуля…

— Так то-то и оно! — засмеялся я, чувствуя чуть ли не озорство, забурлившее в моей крови, — наши противники тоже так считают и не ждут нападения, готовиться не будут. Норборн — самый сильный йорд из тех четырёх, что нам предстоит присоединить. Если мы одолеем их — это закалит нашу армию и остальных завоевать нам уже будет куда легче, даже, если они вздумают объединиться.

— Ты или безумец или великий конунг, — сказал, качая головой, Гуннар.

Я улыбнулся:

— Ну, вот и проверим! А, воевода?!

И закипело.

Для начала я разнёс в пух и прах Гагара, вызвав его к себе для разговора с глазу на глаз.

— Как ты допустил? Ты, умный, бывалый воин, что в твоём йорде, даже дружины по сути дела нет, не то, что войска?! — спросил я не что строго, но с внутренним возмущением.

— Разве я решал, Кай, — попытался оправдаться Гагар.

Но я не позволил:

— Не пытайся на Сольвейг свалить, она не воин, ты был воеводой. Ты должен был…

— Да я говорил,