слаженную пару профессиональных провожатаев в мир иной. Шутя, я сравнивал себя с Хароном — перевозчиком через реку мертвых, а старушку-плакальщицу — с Нюктой, богиней ночи. Богатые новопреставленные легко обеспечивали ежедневный рацион Митрофана с Тимофеем, да еще и на свои нужды оставалось.

А вот Орден Змей потихоньку сдулся. После происшествия с Юхневичем мы сначала с новыми силами бегали и тренировались, но рутина обыденности, оказывается, действует не хуже ржавчины на оружие в подвале бабы Нюры. Илья Шамонкин всё больше превращался в бурсака и семинариста, окопавшись в своем духовном училище. Вера, похоже, просто старалась держаться подальше от нас и где-то через год стала вновь ходить по городу одна.

Генке было откровенно скучно. Он постоянно пропускал бег и тренировки, зато составлял карту таинственных калиток Ломокны и мастерил всякие штуки. Теперь угол подземелья Ордена Змей напоминал то ли мастерскую сумасшедшего ученого, то ли лавку средневекового алхимика, о которой рассказывал нам гимназический учитель истории Загорский.

Чуть ли каждую неделю мы испытывали всё новые виды оружия, которые делал Заморыш. «Технологический журнал или Собрание сочинений и известий, относящихся до технологии и приложения учиненных в науках открытий к практическому употреблению» — было любимым чтением Генки. Его отец выписывал множество журналов и прочитывал их все. Я же выбирал из них те, что рассказывали об истории или о современных событиях, описаниях стран света.

Лишь один Васька вместе со мной продолжал поддерживать в полной мере все тренировки Ордена Змей. Старик работал в кузнице, и для него вырваться к друзьям было отдушиной. Однажды он попросил меня принести учебники из гимназии. Я пожал плечами и притащил. С тех пор Васька стал заниматься еще и своим образованием. Каждый из нас, когда был в подземелье, помогал ему осваивать программу гимназии, а также духовного училища и женской гимназии, когда Вера и Илья все-таки снисходили до логова ломокненских бегунов. Так что, можно сказать, Васька, не обучаясь в школах, был в чем-то даже более образованным, чем каждый из нас.

А по Генкиному заказу Старик мастерил в кузнице детали для арбалетов, старинных и просто фантастических видов колюще-режущего оружия, самодельного парового движителя. Подземелье было украшено выкованной эмблемой Ордена Змей — в круге раскрытая книга, на ее фоне извивающаяся змея с короной, а по бокам красовались меч и совня. Отец Спиридон всё также обучал поредевших змеенышей бою с различными видами оружия.

* * *

Проснувшись весенним утром и лежа в кровати, я прогонял в голове приснившийся сон. Рутина, особо записать нечего. Тренировки, уроки, превращения. Как и у меня в Ломокне. Скучно. На соседней кровати спала заметно подросшая Машка. Она с сентября учится в женской гимназии, где и Барышня Вера.

Вдруг снизу послышались встревоженные голоса, шум, топанье, беготня. Я лениво приподнялся на кровати — опять, похоже. С конца прошлого года, со Святок, стало неспокойно в доме Заморовых, и всё из-за старшой сестры Саши, маленькой купчихи. Дверь с шумом отворилась и в комнату вбежал запыхавшийся Генка.

— Надо чаще тренироваться, Заморыш, а то так заморышем и помрешь, — не дал я ему ничего сказать.

— Да иди ты, Зло, в пекло! — привычно отмахнулся Генка. — Побежали цыганенка бить!

Тут надо начать немножко или даже множко издалека.

Однажды в детстве отец рассказал Саше Заморовой, что она названа в честь мученицы Александры Римской — ее память как раз приходилась на день рождения дочери. Саша узнала, что Александра была царицей в Риме, и видя страдания Георгия Победоносца, открыто объявила себя христианкой, за что и была жестоко убита своим мужем — злым императором Диоклетианом.

— А Рим — это далеко? — спросила Саша.

Николай Иванович ухмыльнулся и достал географический атлас. Он любил узнавать всё новое, и когда освобождался от дел, его порой можно было увидеть в будущей комнате Назловых с книгой или журналом, сидящим в высоком кресле-качалке и с удовольствием читающим новое издание. Губы его беззвучно шевелились во время чтения, а Саша с интересом разглядывала своего папеньку, которого все же привыкла больше видеть в белом от муки фартуке с закатанными рукавами.

— Вот Москва, а мы совсем рядом, — отец указал на карту, — а здесь — Рим, до него очень далеко ехать.

— А на чем ехать? — спросила Саша.

— Ну, сначала нужно на ямщиках добраться до Москвы, потом на пароходе до Царьграда, а дальше, как душе угодно — хочешь, опять плыви по морю, а хочешь, сначала по железной дороге, а потом все равно на пароходе, — Николай водил пальцем по карте, а дочка следила за его движениями.

— Далеко… — вздохнула Саша.

— Зато Италия похожа на сапог! — засмеялся отец.

— Как это?

— Ну-ка, тащи мои сапоги! — дочь тут же полетела вниз в прихожую. — Только сначала почисть их хорошенько! — крикнул вдогонку отец.

Потом они долго сравнивали отцовский сапог с сапогом Италии, отец рассказывал дочери, как из этого самого Рима на Русь приехал Карл Ломокка и основал город Ломокну, и в честь него теперь у города на гербе изображен лом, как итальянцы строили ломокненский кремль, а до этого воевали с Карфагеном и покоряли другие страны…

В итоге маленькая Саша прямо-таки заболела Италией, и теперь, в честь пятого дня рождения, мама Ефросиния вылепила ей из теста в подарок итальянский сладкий сапог. По форме он, конечно, больше походил на сапог Николая Ивановича, но Сашиным восторгам не было предела.

После того, как она научилась сносно читать, то изучила все книги про Италию, до которых только могла дотянуться. Журнал «Всемирная иллюстрация», выписываемый Заморовыми, был зачитан и засмотрен до дыр, а статьи, посвященные «Итальянскому полуострову», аккуратно вырезались и подклеивались в особую тетрадку. Туда же отправилась тщательно переписанная табличка, висевшая в столовой родительского дома на почетном месте. Она гласила:

«Ломокна сей город, некоторых летописцев по уверению, построен вышедшим из Италии знатным человеком, нарицаемым Карлом Ломоккою, около тысяча сто сорок седьмого года».

В гимназии Сашу преподаватель истории Загорский поправил, что город на самом деле основан на тридцать лет позже, и к тому же к итальянцу Ломокке не имеет ровным счетом никакого отношения. Александра согласилась, что датировка, быть может, и не совпадает, и что тридцать лет погоды не сделают. А вот за Ломокку билась до последнего, за что ей был выставлен низший балл (после этого и дома получила нагоняй от отца с матерью, но осталась при своем мнении).

— Купчиха-глупчиха! — рассмеялась одна из гимназисток, а другие подхватили ее издевку.

Одним из самых ярких впечатлений детства для Саши остались летние события, когда в Ломокну на два месяца приехал самый настоящий итальянский цирк. Для него специально расчищали огромное пространство на Нижней площади. Расчистка и установка