очнулся. Пули вытащили, кровотечение остановили. Будешь жить.

Я посмотрел на Шамона, который теперь колдовал над Заморышем, вытягивая пулю из из него. Вскоре, несмотря на страшную боль и полное отсутствие сил, я стоял над над нашей подругой, так и оставшейся лежать на столе. Остальные также стояли вокруг.

— Удар в сердце, — сказал Васька и сжал кулаки.

«Не мучалась», — подумал я, но не стал произносить это вслух.

— Я сейчас кое-что попробую, — продолжил Старик, — вы просто не мешайте, хорошо?

— Что ты задумал? — спросил Генка.

— Просто не мешайте, ладно? — вновь попросил Васька, оглядел всех нас одного за другим, и получил подтверждающие кивки.

Тогда он достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и положил его на тело Барышни, потом пододвинул ее к краю широкого стола, на котором Юхневич смешивал свои лекарства.

— Шамон, помоги, — и они вместе положили связанного брыкающегося аптекаря рядом с его жертвой, — удерживай его.

Затем поднял лежащий рядом с Верой кривой нож и стал читать по бумаге слова на незнакомом языке. Звучало это странно, много шипящих, гортанных звуков. Услышав чтение, Юхневич забился, и Генка здоровой рукой помогал Илье удерживать его. А Старик, как какой-то древний жрец, нараспев произносил непонятные слова.

Последнюю фразу он повторил трижды и, схватив, нож, резко всадил его в сердце аптекаря, который, дернувшись, замер. А Васька, не останавливаясь, продолжал читать дальше. Потом вынул нож из тела Юхневича и, произнося последнюю фразу наизусть, резанул себе по ладони, отчего кровь брызнула на Веру, окропив ее тело и лицо. В то же мгновение она распахнула глаза и сделала резкий вдох.