Толпы жителей столицы собрались вокруг отеля «Катамаран»,который заселяли музыканты. Музыканты всем понравились, Рослые, плечистые, ссизыми носами, с серьгами в ушах, они легко несли в татуированных руках футлярысо скрипками, виолончелями, фаготами, контрабасами. Поразила всех внешностьдирижера: черная ассирийская борода, рыжие кудри, темные очки, закрывающиепол-лица, треугольная шляпа с плюмажем, фигура десятиборца, огромная узловатаядирижерская палочка величиной с палицу Геракла.

— Крепкие ребята, — сказал Нуфнути Куче лучшемулегоперу вселенной Рикко Силле.

Они стояли в первом ряду и разглядывали музыкантов.

— Может, вызовем их на булоножный поединок? —спросил Силла.

— Неплохая идея, — проговорил Нуфнути и вдругсхватил легопера за плечо. — Рикко! Смотри! Смотри, кто среди них!

От автобуса к отелю шел крепкий загорелый мальчик с целой охапкоймедных тарелок в руках. Рядом с ним, нагруженный барабанами разных калибров,двигался высокий стройный мужчина с длинными волнистыми волосами, с усами ибородкой.

— Это Геннадий, — проговорил Рикко Силла. —Значит…

— Молчи, — шепнул Нуфнути Куче.

Геннадий уже заметил их. Подойдя ближе, он намеренно уронилтарелки и быстро сказал нагнувшемуся сенатору:

— После захода солнца ждите меня возле памятникадедушке. Ждите столько, сколько понадобится. Рядом со мной — друг.

Едва последние музыканты скрылись в отеле, из окон грянулаискрометная музыка Россини.

— Репетируют, — умиленно говорили в толпе.Ассирийская борода и шляпа с плюмажем мелькала в окнах. Нестройное пение,крики, хохот и бульканье летели из отеля. Официанты сбились с ног, поднося вномера лошадиные дозы «Горного дубняка». Потом послышался мощный храп,перекрывающий музыку Россини.

— Спят или репетируют? — недоумевали в толпе.

— И спят, и репетируют, — говорили знатоки. Вовторой половине дня Геннадий нанес визит мадам Накамура-Бранчевской.

— О Джин! — протянув руки, сияя своей самойочаровательной улыбкой, воскликнула дама. — Как я рада видеть вас вновь!Мистер Ричард Буги сказал мне, что вы решили посвятить себя борьбе за свободумоего народа. Он очень высокого мнения о вас, а это немало, мой мальчик. Но небудем о политике, она меня мало интересует, я лишь сочувствую патриотам. В этовремя в комнату вошла Доллис. Она хмуро посмотрела на Геннадия и буркнула: — Тыснова здесь?

— Доллис, как ты нелюбезна! — пожурила еемадам. — Джин проделал такой большой путь, чтобы вновь увидеть нас. Какздоровье вашей бабушки, Джин?

— Спасибо, мадам. Бабушка и ее брат шлют вам самыйсердечный привет. О вас много говорят в наших кругах. О вашем розарии ходятпросто фантастические слухи. На последнем уикэнде граф Чарли БартлетЭстерхаэи-младший, ну тот самый, что отличился в океанской гонке на яхте«Клубника», читал ваши стихи из журнала «Лестница», а несравненная Грейс,княгиня Монако, увидев ваш снимок в журнале, сказала, что, по ее мнению, вашрод восходит к древнейшим французским фамилиям.

Накамура-Бранчевска от волнения даже покрылась краснымипятнами и вроде бы закатилась, на секунду потеряла сознание.

— Но как попал в Англию журнал «Лестница»? —пролепетала она.

— Это я привез его, мадам, — внутренне хохоча, сполупоклоном ответил Геннадий.

— О Джин! О мой друг! — совсем уже расплылась вблагостной истоме будущая королева, но в это время в парке послышались мужскиеголоса, и она пружинисто вскочила, глаза ее сузились, движения приобрелипривычную хищную гибкость.

— Извините, мой Друг, у меня сейчас заседание правленияфирмы. Мы увидимся завтра на празднике Кассиопеи Вы, конечно, знаете, что этобудет очень интересный праздник, — добавила она многозначительно и вышла.

Посмотрев в окно, Геннадий увидел Буги, Мизераблеса, Чанга иЛаттифудо, идущих по аллее к дому. Собранные вместе, эти господа казалисьперсонажами страшного сна.

— Ненавижу всю эту банду, — сказала за его спинойДоллис.

Он обернулся и увидел, что девочка смотрит на негонахмуренным, злым взглядом.

— Что за чушь ты болтал матери о французскихфамилиях? — проговорила она и вдруг схватила Геннадия за руку: ~ Знаешь,кто моя мать? Знаешь? — Доллис передернулась, как от судороги. Лицо ееисказилось. — Она преступница!

— Ты что-нибудь узнала? — быстро спросил Геннадий,

— Очень многое. Она преступница! Она хочет поработитьнаш народ, отдать его в кабалу иностранцам! Я все знаю, и, если ты из их банды,иди, доноси!

— Здесь нельзя говорить, — сказал Геннадий. —Давай выйдем в парк.

Они уселись на краю большого круглого бассейна. Ветвивавилонской ивы надежно скрывали их. Здесь Доллис, волнуясь и чуть не плача,рассказала Геннадию все, что он давно уже знал. Оказалось, что она случайноуслышала разговор своей матери с Мамисом, а потом и многое другое.Противоречивые чувства раздирали девочку. Еще бы — ведь она привыкла любитьсвою мать и даже преклонялась перед ней, перед ее красотой и умом. Сейчас,когда ей открылась страшная правда, она не знала, что предпринять: высказать материвсе в глаза, убежать из дому, может быть, покончить с собой?

Она никогда не видела своего отца, погибшего во времяцунами, капитана дальнего плавания. Но была уверена, что если бы он был жив, онне дал бы матери скатиться к преступлению.

С горечью слушал Геннадий исповедь своей маленькой подружки,столь похожей на гордую Ленинградскую чемпионку Наташу Вертопрахову.

Это был ветреный тревожный вечер. Пятна кроваво-красногозаката, сквозившего сквозь ветви агавы и юкки, северных пальм и итальянскихсосен, ливанского кедра и японской вишни, филодендрона, благородного лавра,колыхались на глади бассейна.

— Этот бассейн сообщается с морем? — спросилГеннадий.

— Да, через подземный тоннель, — машинальноответила Доллис, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. — Таместь решетка-фильтр…

— Решетку можно поднять?

— Стоит только нажать вон ту кнопку внизу.

Геннадий сбежал по ступенькам к самой воде, нажал кнопку инесколько раз негромко позвал;

— Чаби! Чаби! Чаккерс!