Будь ты проклят, дьявол!

Волна ненависти подбрасывает меня в воздух. Я срываюсь с места…

Добегаю до двери, возвращаюсь, целую маму, поправляю на ней одеяло и несусь обратно. Плотно закрываю дверь и поворачиваюсь к мажору. Он стоит, сунув руки в карманы, покачивается и ухмыляется углом рта.

– Ну, привет, Васильева! – говорит он. – Как тебе ветер свободы? Нравится?

Буря поднимается изнутри и затопляет сознание. Я уже ни о чем не думаю, ничего не боюсь. Подлетаю к мерзавцу и с размаху отвешиваю ему пощечину. Всю боль, все накопленное за эти годы дерьмо вкладываю в этот удар, все невыплаканные слезы и невысказанные вопли растерзанного сердца.

Мажор не ожидал нападения. Его голова откидывается, ухмылка сползает с губ, краснота обжигает щеку. Он отступает к стене, но мне одной пощечины мало. Я снова несусь с поднятой рукой.

Мажор оказывается быстрее: он перехватывает меня за запястье, дергает на себя. Я плашмя падаю к нему на грудь, не могу ни двинуться, ни пошевелиться, чувствую себя птицей, попавшейся в силки.

– Пусти! Я буду кричать! – шиплю я глухо, прижатая лицом к груди.

Он резко разворачивает меня и толкает к стене. Я хочу поднырнуть под его локоть, но он перекрывает выход. Впервые я вижу своего врага так близко, вдыхаю его запах, хочется зубами вцепиться в горло и растерзать его, разгрызть так, чтобы кровь хлынула во все стороны.

– Кричи! – тихо, но с нажимом говорит мажор прямо в лицо и встряхивает меня так, что зубы щелкают. – Это моя клиника. Ты от меня не спрячешься, не скроешься.

Я вижу свое отражение в его расширенных зрачках и сама себя боюсь, настолько страшна сейчас. Не знаю, что со мной происходит, но, когда он рядом, я просто теряю сознание от переполняющих эмоций.

– Неужели не можешь оставить меня в покое? Неужели не можешь? Мама больна… тяжело… я даже не знала…

Вспышка озверения проходит так же быстро, как наступила. Из меня словно воздух выпустили: плечи трясутся от едва сдерживаемых слез. «Только бы не расплакаться перед ним! Только бы сдержаться!» – повторяю про себя.

– Не могу, – он сверлит меня взглядом. – Не могу.

– Тебе лечиться надо. Это зацикленность. Пусти, мне больно!

Я говорю тихо, стараюсь не привлекать внимания. За стенкой мама, ей нельзя волноваться. Скрюченные пальцы мажора все еще сжимают мои плечи и впиваются в кожу. Он выше меня на целую голову, сильнее, мощнее, хотя и выглядит худым.

«Ладно, уже душить не пытается, и то хорошо», – мелькает мысль.

Из-за угла появляется Матвей, видит мажора и огромными прыжками несется к нам, я всхлипываю от облегчения.

– Что ты делаешь! – кричит он, отрывает меня от мажора и толкает его.

Он отлетает к стене, слышу удар затылка о кирпичную кладку и вздрагиваю от ужаса. Новый виток расследования не переживу просто.

– Нет, Матвей! Не надо! Только не это!

Закрываю мажора собой, расставив руки.

– Арина, ты на стороне этого мерзавца? – Матвей дергается, но замирает.

– Ты, дятел, за это ответишь! – мажор отнимает руку от головы и показывает окровавленную ладонь.

– О боже! – я бросаюсь в палату, хватаю полотенце и выскакиваю наружу. – Вот, прижмите к ране.

– Да, пошла ты!

Метельский отталкивает мою руку, полотенце падает на пол. Матвей дергается на мажора, но я повисаю у него на локте.

– Эрик Борисович, остановитесь!

Из основного коридора прибегают люди: медсестры, человек в деловом костюме, за ним торопятся охранники.

– Все в порядке, – мажор поднимает руки с раскрытыми ладонями. – Все хорошо, вернитесь к своим обязанностям! – приказывает он сотрудникам.

Медсестры и охранники отходят, но останавливаются поодаль.

– Эрик Борисович, вам надо обработать рану, – тянет мажора за руку человек в костюме.

Я его где-то видела раньше, но где? Воспаленное сознание отказывается помогать хозяйке.

– Санек, погоди. Мне с этими надо потолковать, – он пристально смотрит на Матвея и спрашивает: – Мне интересно, кто оплачивает эту вип-палату? Ты? Или она?

Я холодею. Вот оно! Сейчас нас размажут по стене, мокрого пятна не оставив. Зачем Матвей привез маму сюда? Ну, зачем?

Не замечаю, как с губ срывается стон, закрываю рот ладонями. Не выдержу. Больше не выдержу этого напряжения, и организм тут же реагирует на призыв приступом тошноты.

– Средства идут с корпоративного счета, – спокойно отвечает Матвей.

Я вскидываюсь: хотя бы одна хорошая новость.

– Даже так? – ехидничает мажор. Он все же взял полотенце и приложил к голове, мне становится легче. Но этот стервец тут же добивает: – А корпоративный счет – это карман моего отца и мой. Я добра не давал. Сомневаюсь, что и батя разрешил, он не отличается щедрой душой. Хотя… можно проверить.

Вытаскивает телефон, свапает по экрану. Все, это последняя капля! Я вырываю мобильник из его пальцев, захлопываю, прячу в карман.

– Не надо ничего проверять, – говорю тихо, с придыханием, борюсь с приступом тошноты.

– Что-что? – приставляет ладонь к уху мажор. – Телефон верни, пока царапки не оттяпал.

– Пожалуйста, – ладонью прижимаю мобильник к боку, надеюсь насильно отнимать при свидетелях не станет. – Оставьте маму на лечении, пожалуйста! Я скоро заберу ее. Прошу вас!

Не знаю, что движет мной, наверное, подсознание. Воевать бесполезно, нет ни денег, ни власти, значит надо…

Я цепляюсь за стену и медленно опускаюсь на колени.

– Нет! Не смей! – Матвей вздергивает меня за локти. – Ты кого умолять собралась? Этого урода? Наталия Павловна лично дала распоряжение, чтобы твою маму лечили здесь.

Лицо мажора бледнеет и вытягивается, рот кривится. Сейчас на нем только синие глаза ледяными осколками светятся.

– Наталия Павловна, говоришь? – он сжимает пальцы в кулаки.

Но я высвобождаюсь из хватки Матвея и одним прыжком подлетаю почти вплотную к мажору, смотрю прямо на него, не отвожу взгляда. Мир перестает существовать. Это наша битва. Он и я. Я и он. Только от него зависит судьба мамы, и богатый козел прекрасно понимает это. Как он захочет, так и будет. Как решит, так и сделает.

– Пожалуйста!