У Хаджи-калфы двое детей: сын Мират двенадцати лет ичетырнадцатилетняя дочь Айкануш. Айкануш — застенчивая неповоротливая армянскаядевушка с толстыми бровями, с темно-красными, как свекла, щеками, усеяннымикрупными прыщами, словно болячками ветряной оспы.

В отличие от толстой и мясистой сестры, Мират — маленький,бесцветный и тощий, как вобла, мальчик.

Хаджи-калфа человек неграмотный, но уважает науку и ценитее. Он считает, что человек должен все знать, даже профессия карманного воришкиможет, по его мнению, всегда пригодиться. Мират два года занимался в армянскойшколе и вот уже два года учится в османской. По программе Хаджи-калфы, его сындолжен раз в два года менять школу и к двадцати годам стать «настоящимчеловеком», великолепно знающим французский, немецкий, английский и итальянскийязыки (если, конечно, к тому времени этот тщедушный ребенок не будет раздавленстоль обширным грузом знаний и не отдаст богу душу).

Однажды, разговаривая о сыне, Хаджи-калфа спросил:

— Ты обратила внимание на имя Мирата? Правда, мудрое?Чтобы найти его, я целую неделю ломал голову. Подходит к двум языкам:по-армянски — Мират, по-османски — Мурат! — Тут Хаджи-калфа подмигнул мне;это означало, что он сейчас скажет что-то чрезвычайно остроумное. — КогдаМират совершает какую-нибудь глупость и сердит меня, я говорю: «Ты не Мират ине Мурат, ты

— мерет"[38].

Однажды я была свидетельницей одного из таких приступовгнева у старика. Это стоило посмотреть! Вся вина Мирата заключалась лишь в том,что ему не понравилось какое-то блюдо, приготовленное матерью.

— Вы посмотрите на этого паршивца! — вскричалХаджи-калфа. — От горшка два вершка, а еще капризничает! Кинули нищемуогурец, так ему не понравилось: кривой, говорит, и выбросил в канаву. Чтопонимает осел в компоте? Намотай мои слова на ус и помни: кого не излечиваютнравоучения, того ждет палка. Кто ты такой, чтобы тебе не нравились хлеб и пищааллаха?

Ты познай сам себя, познай, Ты познай сам себя, познай.

Если ты себя не познаешь, Понапрасну лишь пострадаешь.

Образованию Айкануш тоже уделялось много внимания, несмотряна то что она — девушка. Айкануш посещала школу при армянской католическойцеркви.

Однажды Хаджи-калфа решил устроить дочери строгий экзамен вприсутствии соседей — старого развалившегося паралитика и пожилой армянки вчерных шароварах.

Трудно представить себе картину более смешную. Хаджи-калфанасильно сунул мне книги и тетради Айкануш и пригрозил дочери:

— Ну, смотри, Айкануш, если ты меня опозоришь передучительницей, пусть тебе не пойдет впрок мой хлеб.

Спросив у девушки два-три правила на умножение и деление, янаугад открыла иллюстрированную «Историю пророков». Попался отрывок про Иисусаи крещение. Рассказывая о крещении, Айкануш наговорила всякой чепухи. Еще впансионе я вдоволь наслушалась всего этого, поэтому поправила девочку и привеланесколько простых сведений о крещении.

Хаджи-калфа слушал меня, и глаза его широко раскрывались.Волос у старика на голове не было, но брови его встали торчком. Мои познания вхристианской премудрости казались бедняге каким-то удивительным чудом. Онкрестился, приговаривая:

— Что же это такое?! Мусульманская девица знает моюверу лучше священников! Ты понимаешь?.. Я думал, ты обыкновенная, простаяучительница, а ты, оказывается, ученый человек, которому надо целовать руки!..

Хаджи-калфа схватил за шиворот свою толстую супругу, которойтруднее было сдвинуться с места, чем барже оторваться от пристани, подвел комне, подтолкнул и приказал:

— Поцелуй от моего имени этого ребенка в самую серединулба. Понятно?

Бедняга Хаджи-калфа еще причислял себя к мужчинам, поэтомуцеремонию целования возложил на свою жену.

С этого дня старый номерной перед всеми превозносил моюученость до небес. Дело дошло до того, что, когда я проходила мимо гостиничнойкофейни, сидевшие там бездельники липли носами к окнам, чтобы взглянуть наменя.

Я рассердилась:

— Хаджи-калфа, ради аллаха, оставьте… Не надо меня такрасхваливать!

Но Хаджи-калфа забунтовал:

— Я делаю это специально. Пусть начальство услышит!Пусть им станет стыдно за такое отношение к тебе!

Знакомство с семьей Хаджи-калфы было полезно для меня и вдругом отношении. Неврик-ханым родилась в Саматье, поэтому великолепно варилаваренье, делала засахаренные фрукты. По-моему, эта наука гораздо полезнее, чеммои познания из «Истории пророков». Без всякого труда и совсем даром я получилаот нее рецепты для варки варенья и подробно записала их в книжечку, где ужеимелись рецепты блюд, которые меня научила готовить старая черкешенкаГюльмисаль. Теперь ведь мне самой придется заботиться о сластене Чалыкушу.

Если аллах захочет и мои дела наладятся, у меня тоже будетмаленький домик, где я смогу отдохнуть. Прежде всего я куплю себе буфетспециально для варенья. Как и Хаджи-кал фа, я застелю его полки бумажнымикружевами, заставлю разноцветными баночками, которые будут отливать яхонтом,янтарем, перламутром.

Как чудесно, ни у кого не спрашиваясь, когда тебе взбредет вголову, полакомиться вареньем! И нет никакой надобности «совершать набеги» набуфет. Если аллаху будет угодно, у меня даже не заболит живот.

И среди желтых, розовых, белых баночек с вареньем не будеттолько зеленых. Ненавистные глаза Кямрана, которого я теперь даже не вспоминаю,заставили меня возненавидеть зеленый цвет.

О, я хорошо помню, Кямран. Когда в моей душе еще не былотакой ненависти, как сейчас, я все равно не могла выносить твоих глаз. Мне ещене было двенадцати лет, когда началась эта неприязнь. Конечно, ты и сам всепомнишь. Я часто швыряла тебе в лицо горсти пыли. Ты думал, что это была толькодетская шалость? Нет, нет. Я хотела причинить боль твоим глазам, в которых, какв водорослях, пронизываемых солнечными лучами, мелькали хитрые искорки.

Опять я отвлеклась. А ведь моя цель — писать только о настоящем.На чем я остановилась? Да… Хаджи-калфа расценил совсем по-другому мое детскоевеселье, истинной причиной которого было только солнце, проглянувшее впервые замного дней. Он решил, что я получила откуда-то хорошие известия, и принялсядопекать меня расспросами. Но возможно ли, чтобы известие, имеющее отношение комне, достигло моих ушей раньше, чем об этом узнает он сам? Скоро, наверно, дажео часе, когда мне следует проголодаться или лечь спать, я буду справляться уэтого странного служителя гостиницы.

— Ну, не капризничай, говори, — настаивалХаджи-калфа. — Неспроста ты такая веселая! Наверно, есть хорошие новости?