и прекрасное наследие Финвэ воссияет в Эндорэ лучами славы.

Но копоть не счищалась. Она посыпалась горячим пеплом на рукава, прожгла ткань до кожи, а потерявший форму и блеск металл намертво вплавился в ладони, и отбросить чудовищное украшение не удалось.

В ужасе вскочив с постели, рассматривая дрожащие руки, ещё не до конца осознав, что сон закончился, Нолофинвэ замотал головой. Не сразу вспомнив про собственные страхи быть предательски убитым своими же подданными, король закутался в ещё одно шерстяное одеяло и лёг. Надо успокоиться… И спать… хоть иногда…

С улицы донёсся вой ветра… и крики. Что-то снова случилось. Что на этот раз?

Не чувствуя в себе силы услышать дурные вести, Нолофинвэ зажмурился, отчаянно стараясь не заплакать. Голоса приблизились, рассыпались по лагерю, прозвучали совсем близко. И король почувствовал, как стынет кровь: он ясно расслышал, о чём кричали одни, и плакали другие.

***

Шатёр оказался пустым. Впервые за бессчётные дни пути.

Пустым! Где же все?

Сев за стол и с трудом взяв немногими уцелевшими после обморожения пальцами перо, Квеннар со вздохом начал выводить тенгвы. Путь через Хэлкараксэ заканчивается, осталось лишь пережить эту бурю…

Пологи качнулись, вошёл высокий воин. Уставший и совершенно потерянный, но всё равно гордо выпрямившийся, Нолдо осмотрел внимательным взглядом очаг, разжёг его жарче и, всё так же не говоря ни слова, вышел в метель.

Ветер, от которого пока ещё спасал шатёр, взвыл голодным зверем, но постепенно становилось заметно светлее: рассвет…

Кто-то снова зашёл.

— Господин Онотимо, — прозвучал из-под множества слоёв шерстяной ткани женский голос, — метель усиливается, не выходи на улицу.

— Спасибо, Мирэ, — не поднимая глаз от столбца с датами, проговорил летописец, — может быть, посидишь здесь со мной? Я — один из немногих, у кого осталось в запасе неразбавленное кленовое вино. Занятия с учениками отвлекали от холода, часто греться не приходилось.

Девушка неуверенно шагнула к выходу и всё же остановилась.

— Садись, Мирэ, — пригласил Квеннар, показывая на место у очага. — Если будешь так добра, что скрасишь моё одиночество, от которого я успел отвыкнуть, подарю тебе вот это. — Книжник указал на перетянутый серой лентой свиток. — В нём история одной любви, сказка, у которой, возможно, будет продолжение.

Эльфийка села ближе к огню и налила себе вина. Было видно, что она хочет уйти и продолжить ходить от шатра к шатру, проверяя, не замёрз ли кто, но нечто заставляет её остаться. Жалость?

— История той любви, — мечтательно улыбнулся Квеннар, — началась с пробуждения эльфов под звёздами, мерцавшими над озером. Любовь была нежной, спокойной, без страстей и пламени в сердцах. Просто однажды два эльфа поняли, что не представляют жизни друг без друга. Они везде ходили вдвоём, прятались от опасных чудовищ, находили еду и ночлег. Путешествие было долгим, путь извилистым, и однажды, когда эльфы впервые взяли на руки своё родное дитя, пришло время что-то решать, ведь малышу нужна защита более надёжная, чем простой шалаш из прутьев, а его маме необходимо больше отдыхать. Однако, любопытство гнало неугомонных квэнди в неизведанные дали, и как-то раз привело к удивительным существам. То были Пастыри деревьев, творения Валиэ Йаванны, выглядевшие так, словно эльф и могучий ясень слились воедино. Медлительные, но потрясающе сильные и умные, Пастыри деревьев приютили гостей, окружили заботой их теперь уже многочисленных детей, а потом…

Квеннар пожал плечами и, опустив глаза, какое-то время выводил тенгвы в молчании.

— А потом Вала Оромэ позвал эльфов за собой, и семья распалась: отец захотел увидеть создательницу Пастырей, а мать и дети остались в зачарованном лесу.

Допив вино, эльфийка поблагодарила Квеннара и пошла к выходу, но летописец догнал её и сунул в руки свиток.

— Когда я видел, как удаляются берега Эндорэ, — вздохнул Нолдо, — подумал, что, может, зря покидаю родные земли. Но не плыть же обратно, бросившись в море… И я начал зарисовывать то, что хранил в памяти. Это, конечно, не военная карта, зашифрованная и стратегически продуманная. Это… всего лишь моя жизнь.

Мирэ посмотрела на книжника и вдруг крепко обняла его. А потом ушла, и Квеннар снова остался один. Наедине с историей своего народа.

Где-то вдалеке послышался странный хруст.

***

«Нет-нет-нет! Я этого не слышал! Это продолжение кошмарного сна! Этого… Не было…»

Нолофинвэ слушал донесение смотрящего на него безумными глазами эльфа, и хотел, словно в раннем детстве, спрятаться с головой под одеяло. Но, увы, король сейчас не во дворце любящих родителей, он не ребёнок, и к нему пришёл не страшный старший брат, который, скорее всего, даже слова не скажет, но так посмотрит…

— Где Турукано? — севшим голосом произнёс Нолофинвэ, гордо выпрямляясь, стараясь не показывать своего состояния. — Мне он нужен. Сейчас!

«И Аклариквет. Тоже нужен. Даже больше, чем сын, — подумал король, дрожащей рукой указывая верным на вино, чтобы налили в кубок. — И Лаурэфиндэ. Все нужны… Кто ещё жив».

Опустошая последние запасы хмельного напитка, нолдоран не заметил, что сын уже пришёл.

— Отец, — прозвучали слова, словно из далёкого счастливого прошлого, которое, пусть таковым и не казалось, было чудесным, — тебе нужна помощь?

Посмотрев на сына невидящими глазами, Нолофинвэ кивнул.

— Я не могу выйти к народу, — прошептал король. — Турукано… Скажи им, пожалуйста, что всё будет хорошо.

Принц опустил взгляд. Конечно, будет. Но только не для тех, кто оказался на двух льдинах, которые всё дальше уносит в море. Не для эльфов, чья жизнь превратилась в кошмар после смерти близких, но кто обязан находить в себе силы существовать дальше. Не для безруких или безногих, или тех, кто не может шевелиться после падения со скал. Квеннар пытался учить сирот и инвалидов своему ремеслу, но теперь…

— Турукано, — прошептал король, — как ты думаешь, у тех, на льдинах… Есть шанс выжить? Может быть, течение снесёт их к берегу? Скажи, сынок.

Турукано молчал.

— Пожалуйста, — вздохнул Нолофинвэ, — мне больше не на кого рассчитывать.

Покачав головой, принц, думая о дочери, и о том, что скажет ей, вышел из шатра в золотые лучи горячего светила. Снег под ногами с хрустом слипался, следы сапог оставались чёткие и глубокие. Хэлкараксэ может быть красивым, но вряд ли кто-то будет скучать по этим землям.

Частички истории