Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда часть ледяного покрова сорвалась в море, и на этот раз в беду попали в основном его подданные, Финдарато ещё больше отгородился ото всех непроницаемой стеной показного безразличия.
— Почему вовремя не заметили, что лёд расходится?! — слышался, как сквозь сон, голос королевы. — Это ведь произошло не в один миг!
— Заметили! — вспылил Айканаро, кажется, забыв, с кем говорит. — Заметили! Но как мы должны были вытащить с ускоряющей ход льдины полсотни эльфов, если глубина разлома в два-три роста? Кто успел, перепрыгнули. Я приказал спустить на воду все рыбацкие лодки! Но знаешь, почему это не было сделано? Ты давно не подходила к воде, королева? Течение не преодолеть на вёслах! Лёд тает, оно ускоряется. Я бы проклял этот поход, да не хочу уподобляться любителям громких слов!
— Если всё сказал, замолчи, — тихо, но властно прозвучал голос Артанис, и оборвались все речи вокруг.
Артаресто впервые за время, прошедшее с конфликта между королём и воином, приблизился к отцу.
— Больше не будет катастроф, правда? — спросил юный эльф, и Финдарато немного опомнился. — Что говорят другие защитники?
— Никто ничего не знает, — отозвался владыка, осматриваясь.
Когда метель закончилась, и вести о новой трагедии распространились, Нолдор сразу же двинулись в путь, уже не зная, как правильно поступить. Ясно было одно: надо убираться с севера как можно скорее.
По разбитой дороге, уничтоженной взрывом в небе и потеплением, невозможно стало ехать на санях, пришлось идти пешком, ведь останавливаться и чинить покрытие теперь никто бы не решился, и Финдарато, делая шаг за шагом, снова уходил в себя.
Айканаро опять кем-то громко командовал, и почему-то это раздражало. Может, ещё раз показать зарвавшемуся Нолдо, кто здесь главный?
Нет! Нет же!
— Моя душа… — прошептал Финдарато, всё же решив проверить себя на прочность, — одна дрожит в объятьях снегопада… В темнице…
Чары окутали сердце, сдавив его ледяными тисками, ощутилась тупая боль. Испугавшись, что зайдёт слишком далеко, король встряхнулся и стал вспоминать содержимое своего самого большого сундука. Кто, кстати, его тащит?
В общем-то, неважно. Важно, что впереди в лучах Анар поднимаются коричнево-чёрные горы.
***
О камень звякнуло стекло.
Звук был странно звонким, дрожащим, словно струна.
Волна снова бросила бутылку об опору плотины, напоминая о её существовании. Следящие за уровнем воды подданные Новэ Корабела посмотрели с моста и удивлённо переглянулись. Что это может быть?
Когда течение усилилось из-за таяния льдов, и несущиеся с севера потоки переполнили реки, рыбаки перестали использовать лодки, вряд ли кто-то рискнул бы отплыть от берега. К тому же, если всё-таки смельчаки отыскались, и их постигла беда, бутыль с вином утонула бы, а не плавала по воле волн.
Бледно-бирюзовое с переливами стекло было кристально-прозрачным, и внутри ясно виднелись свернутые листы бумаги.
— Надо выловить, — сказал один эльф другому. — Но открывать будем осторожно: мало ли что…
***
Смотря из высокого окна на обрыв внизу, Галенлиндэ заплетала вторую косу, украшая волосы алой с золотом лентой. С рождения живя у моря, эльфийка привыкла видеть его непредсказуемость во всей красе, и порой казалось, будто стихия уже не способна удивить, однако, когда течение опасно ускорилось, а с севера то и дело стали приплывать небольшие льдины или даже целые глыбы, дочь Новэ Корабела, ставшая женой Питьяфинвэ Феанариона, вновь ощутила волнение: вдруг плотина не сдержит потоки, и вода затопит Белерианд?
В задумчивости наблюдая за собирающимися над бескрайней серой гладью густыми облаками, эльфийка вздохнула. Давно не видевшись с сёстрами и мамой, Галенлиндэ скучала по ним, много раз садилась писать письма, но бросала, лишь начав… Что она скажет? Что тоскует, несмотря на замужество, которому все завидуют?
Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату вбежал её супруг. Он был… Испуган?
— Моя Песня, — справившись с собой, выдохнул Амбарусса, обращаясь к жене, — мы уезжаем! Собирайся! И, прошу, не задавай вопросы!
***
Взгляд на север был брошен нечаянно. Беглый, мимолётный… Но вдруг остановившийся и замерший.
Тэлуфинвэ, узнав от рыбаков и смотрителей плотины о нескольких найденных посланиях в бутылках, воспринял известие не столь близко к сердцу, как его брат-близнец, и, возможно, будь у него время на размышление, поступил бы иначе, но сейчас Феаноринг просто смотрел на север.
Гонца к наместнику уже отправили, вещи собраны, надо лишь оседлать коня и…
Но север не отпускал. Тэльво смотрел в скрытую серо-чёрным мраком даль, где родилась красивая легенда о короле-воине, пожертвовавшем собой ради мира, и чувствовал, как угрызения совести впиваются в грудь.
Нет, конечно, ничего сделать нельзя. Какой смысл терзаться? Ведь…
Ничего. Сделать. Нельзя.
Вскочив в седло, Тэлуфинвэ пришпорил коня и вихрем понёсся на юг.
На холодную землю упали первые капли дождя.
***
— Я всё ещё твоя главная советница, да, мой владыка? — с едва заметной тенью кокетства серьёзно спросила Дис, поправляя шелка, которыми слегка прикрывала наготу: ровно настолько, чтобы наместник был в состоянии думать о чём-то, кроме утех в постели. — Расскажи, что за вести принёс гонец? Второй Дом перешёл Хэлкараксэ?
Макалаурэ не ответил. Он, как обычно, сидел у окна, стоявшая на подоконнике арфа играла сама по себе, на столе громоздилась куча записей, имевших мало отношения к государственным делам, но на этот раз Нолдо оделся не в халат, а так, словно собрался куда-то ехать. В изящных руках наместник держал подаренный отцом меч.
— Не хочу верить, что пришло время для его партии, — рассматривая сталь клинка, печально покачал головой Феаноринг, — но поверить вынужден. Я слишком хорошо знаю дядю Нолофинвэ: нам придётся защищаться. С его приходом вся история будет переписана, и нам в ней места не останется. То, что мы сожгли корабли, защитив от Моргота Валинор и позволив остальным Нолдор остаться дома, не ввязываясь в войну и не обрекая себя на последствия гнева Валар, теперь, когда Нолофинвэ перешёл через Хэлкараксэ, будет расценено, как угодно, но только не как благо.
— А ты сам как расценивал это? — Дис села на кровати, принялась расчёсывать чёрные волны волос.
— Я? — Макалаурэ коснулся остриём меча