Животные заражаются страхами от своих родителей, а вовсе не рождаются с ними. Кобыла способна научить жеребенка страху перед колючей проволокой только тем, что сама обнаруживает свой страх в присутствии детеныша, и тот подражает ее физической реакции на опасность. Кобыле же опасность колючей проволоки известна из своего собственного опыта или тоже от матери.

Опыт передается из поколения в поколение как социальное, а не биологическое наследие. Именно таким же образом жеребенок привык к автомобилям: современные лошади больше не уносятся вскачь, завидев на дороге машину.

Многие тонкие физические реакции матери, с помощью которых она передает своим детям страхи, пристрастия, отвращение, безразличие и любопытство, а также различные градации и сочетания этих важных чувств долгое время не обращали на себя внимание исследователей психологии животных. Слишком многое объяснялось голым биологическим наследованием. В период внутриутробного развития дети физически являются частью своей матери. С рождением физическая связь нарушается, но остается загадочная психическая, существующая еще довольно долго. Все существо детеныша настолько чувствительно настроено на мать, что его нервная система остается почти продолжением материнской.

При приближении опасности олененок с оленихой мгновенно уносятся прочь — будто толкаемые одной пружиной. А котенок быстро учится шипеть в унисон с мамашей — и даже копирует ту же гримасу! В первые три недели после рождения жеребенок учится бегать кругами, поворачивать назад уши и лягаться, в точности имитируя поведение своей матери. Начинается все с имитации, а заканчивается глубоким переживанием тех эмоций, которые сначала детеныш научился выражать лишь физически.

Конечно, обучение через подражание — или через какую-то мистическую психическую связь — не ограничивается животным миром. Воспитание в человеке того, что, как говорится, всасывается с молоком матери, идет тем же путем, которым котята обучаются недовольно шипеть, а щенки — радостно вилять хвостом.

У одной матери была двойня. Один близнец погиб, а оставшийся в живых стал испытывать к ней чувство отчуждения из-за того, что она постоянно оплакивала его брата. Через месяц трехлетний ребенок начал не только впрямую избегать свою мать, но и заливался слезами при ее приближении.

Почуяв запах человека, детеныш волка начинает рычать, еще не зная всей исходящей от людей опасности. Он рычит потому, что так делает его мать, и сам физический механизм злобного рычания сеет в нем семена недоверия, ненависти к человеку независимо от будущего опыта.

Экспериментально было показано, что волчонок, с самого рождения выращенный домашней собакой, совсем не боится человека и совершенно послушен ему. И наоборот, отдайте щенка домашней собаки волчице — по мере его роста он впитает в себя все реакции своей приемной матери. Нормальный щенок радостно виляет хвостом, учуяв запах человека; щенок, выросший в волчьей норе, в таком случае ощетинивается и скалит зубы.

В естественных условиях волчонок усваивает все или почти все реакции матери, постигая, каких животных он должен ловить себе в пищу, а каких должен избегать, и какие из них не являются ни хорошими, ни опасными. Он должен узнавать их по звукам, по виду, по запаху. Он должен получить высшее образование в науках волчьего мира, ибо всего один маленький промах на экзамене жизни может означать для него гибель.

Животные, живущие стадами или стаями, проходят «курс». Они принимаются в стаю постепенно, кажутся умнее, чем одиночные, что, может быть, и обусловлено большим периодом воспитания и преимуществами контактов.

Мудрая и живущая в сообществе ворона держится на нужном расстоянии от человека — в соответствии с повышением дальности действия его оружия. Она точно знает, когда взлетать, если к ней приближается человек с ружьем, и передает молодняку свои полезные знания.

Одиночные животные, к которым относится и орел, проходят воспитание быстрее.

В течение нескольких лет мне не удавалось близко подобраться к соколу: невозможно было подойти к нему даже на расстояние видимости в обычный полевой бинокль. Как и вороны, соколы с точностью до метра знают, на какое расстояние бьет ружье. Они постигли также науку об автомобиле: движущаяся машина безопасна, бояться следует ту, что останавливается. Мне часто приходилось проезжать на машине в нескольких метрах от сокола, спокойно сидящего на столбе изгороди в паре метров от дороги и глядящего на летящие туда-сюда машины. Зная их боязнь стоящей машины, я проезжал дальше метров сто и останавливался, чтобы мало-мальски рассмотреть птицу. Куда там — в девяти случаях из десяти в момент остановки машины сокол взлетал и уносился прочь. Сей рефлекс выработался у них за сравнительно короткое время.

Теодор Рузвельт пишет о трех детенышах антилопы, вскормленных овцой: они стали столь дружелюбны, что их приходилось буквально прогонять с пути.

Вдоль новой автодороги в Израиле обитает маленький африканский лесной голубь. Он бывает тут только в сезон гнездования и еще не успел научиться связывать автомобиль с опасностью: машины нисколько не пугают его.

Когда-то на техасских ранчо считалось, что телята дикой породы лонгхорн умнее домашних пород: молодые лонгхорны не боялись человека, ходили по пятам за собакой и другими домашними животными на ферме, пытаясь даже сосать их. А дело просто в том, что у дикой матери не было случая выказать нужную реакцию, подражая которой теленок постепенно научился бы ощущать страх, например при приближении человека.

Пятьдесят лет назад профессор Уильям Джеймс учил на своих семинарах: «Вы боитесь потому, что бежите, а не наоборот». Физическая реакция предшествует страху или иным эмоциям, а не является их следствием. И это, конечно, справедливо в отношении молодняка, который с удивительной точностью повторяет все реакции матери: это и раздувшиеся ноздри, и дрожь, и напряженность мышц, опущенная в защите голова, отведенные назад уши, лягание и т. д.

Я слышал также утверждение, что лошади, выращенные на ранчо, умнее выращенных на ферме, но сомневаюсь в этом. Конечно, лошадь, выросшая на ферме, меньше знает о том, как позаботиться о себе на выпасе, но это вовсе не говорит о ее глупости. У жеребят на ранчо просто больше возможности подражать взрослым.

Во время снежной бури в январе 1947 года весь запад Центрального Техаса в течение четырех дней был покрыт снегом — очень необычная погода на этой широте. Под моей опекой находились две конематки, один жеребенок и две кобылы-трехлетки с ранчо. Обе конематки постоянно оставались под навесом и при каждом моем появлении просили корм, даже не пытаясь найти его сами. Напротив, две кобылы с ранчо исчезли в тот же день, как начался буран, и я не видел их три дня. Я знал, что они в состоянии позаботиться о себе, но в конце концов забеспокоился