– Месье Жубер, мы с вами деловые люди, вы и я. Вам нужны деньжата, и я готов вас выручить. Оказать вам услугу, если угодно. Так что решение за вами. Не хотите продавать – и не надо.

Торговец развернулся было, чтобы зайти обратно в лавку. Сердце у Бернара рвалось в клочья. Отдать в чужие руки бо́льшую часть того, ради чего они с Флоранс так упорно трудились – и что Мину всю эту долгую зиму так отчаянно пыталась удержать на плаву, – было предательством. Но у него не было выбора. Ему нужны были деньги, чтобы оставить Сесиль достаточную сумму на содержание Алис в его отсутствие, а также на обратную дорогу из Пивера и жизнь в горах.

– Нет, подождите, – сказал он. – Я согласен на вашу цену.

В ту же минуту появился Шарль Санчес: он трусил по улице Марше, что-то, по обыкновению, бормоча себе под нос.

– Проклятый идиот! – заорал торговец. – А ну, проваливай отсюда сейчас же! Убирайся, а не то я спущу на тебя собак!

– Он же никому ничего плохого не делает, – пробормотал Бернар.

– У облаков есть секреты, секреты, у облаков есть секреты, – затянул Шарль. Речь его становилась все быстрее и быстрее. – Ш-ш-ш, не говорите никому, это секрет! Не говорите никому!

Он добежал до конца улицы и лишь чудом не угодил под колеса кареты, на полной скорости мчавшейся вверх по улице Карье-Маж. Вздрогнув, Бернар узнал черные дверцы и золотой герб епископа Тулузского. С этой каретой у него были связаны мрачные воспоминания. В последний раз он видел ее, когда стоял перед дверью суда, в тот день, когда их с Мишелем выпустили из тюрьмы. Но что она делает в Каркасоне?

– Так что?

– Идемте в дом, месье, – сказал Бернар, презирая себя за то, что вынужден разговаривать с этим человеком. – Там мы сможем заключить нашу сделку без посторонних глаз.

Он мертв, и я торжествую.

Мой муж, самый гнусный злодей из всех, кого когда-либо носила земля, мертв. Да сгниет его тело в сырой земле. Да примет его душа вечные муки.

Похороны состоятся ровно через неделю. Я буду стоять у могилы под черной вуалью и в черном траурном платье и безутешно рыдать. Я достойно сыграю свою роль. Роль незаслуженно обиженной жены, которая тем не менее до конца оставалась послушной, верной и добродетельной. Как только я стану полновластной хозяйкой этих земель, кто подвергнет сомнению мою версию произошедшего? Кто осмелится возвысить голос, чтобы рассказать иную историю?

Несмотря на все мои старания удержать его рот на замке, в свои последние дни он стонал и вскрикивал. Ходят слухи о завещании, которое изменяет порядок наследования и владения его землями. Правда это или бред? Если правда, кто и когда сказал ему об этом? Слуги перешептываются и сплетничают об этом, несмотря на угрозу наказания. История о наследнице замка Пивер, точно дым сквозь щели в стенах, просачивается из замка в деревню.

Я обыскала все. Личные покои моего мужа, все хозяйственные постройки, каждый уголок цитадели и хоры. И ничего не нашла. Мне следовало бы на этом успокоиться, ибо, если я не могу найти завещание, какова вероятность, что его отыщет кто-то другой?

Мне необходимо обезопасить себя от возможных посягательств на мои права.

Когда гроб с телом моего мужа опустят в землю, я объявлю о том, что в моем чреве зародилась новая жизнь. Расскажу, как покорная жена сочла своим долгом облегчить предсмертные муки своего мужа и подарить ему последнее утешение, которого он так жаждал, и как плодом этого акта, продиктованного велением долга, стало это долгожданное дитя. Живот у меня уже набух, и, Бог свидетель, он слишком велик, чтобы сойти за первые месяцы беременности. Но к счастью, ребенок лежит низко, а мои зимние одежды очень плотные и тяжелые.

В сущности, это мне даже на руку. Мое состояние объяснит упомянутого моим мужем в предсмертном бреду ребенка. Пусть все считают, что он говорил не о делах дней давно минувших, но об этом нерожденном ребенке.

Усомнится в этом мало кто, ибо, как хорошо известно всем особам женского пола из нашей деревни, мой досточтимый супруг всегда руководствовался велениями того, что висело у него меж ног. То, что он уже давным-давно был ни на что не способен, – это наш с ним маленький секрет. О том, что существо, растущее в моем чреве, не от него, известно одной лишь мне и Богу.

Затем я объявлю, что намерена отправиться в паломничество по святым местам, дабы просить у Господа благополучного разрешения от бремени. Мою отлучку из поместья столь скоро после смерти мужа необходимо будет чем-то объяснить. Когда-то я питала надежды, что смогу убедить моего любовника действовать от моего имени. Но Господь показал мне, что это мой долг. Все в точности так, как сказано в Библии.

Есть время рождаться. И есть время умирать.

Тулуза

Четверг, 2 апреля

Мину распахнула окошко в частом переплете и выглянула на улицу Тор.

Зима окончательно уступила свои права весне. На равнинах за пределами Тулузы уже виднелись первые проростки ячменя и пшеницы. В живых изгородях там и сям начинал робко зеленеть боярышник и ракитник. Внутри городских стен и по берегам реки Гаронны деревья вновь одевались в листву. Тулуза была городом изумрудной зелени, над la ville rose плыла васильковая синь небес, клубились белые облака, а в ящиках на окнах пышным лиловым цветом радовали глаз фиалки. Когда солнце поднималось на рассвете и садилось обратно за горизонт на закате, оно озаряло кирпичные здания, начинавшие рдеть, точно трут в трутовнице, пока весь город не вспыхивал огненной медью и золотом.

Тут теперь был ее дом.

С тех пор как Мину, обняв за плечи Эмерика, стояла и смотрела на Тулузу с вершины холма, миновало едва ли три недели. Меньше месяца, и тем не менее у нее было такое чувство, как будто она жила здесь всю свою жизнь. Конечно, она скучала по отцу и маленькой сестренке и беспокоилась за них. Время от времени ей вспоминались и соседи с улицы Марше, но с каждым днем Каркасон отступал все дальше и дальше. Теперь он был местом, о котором она думала с теплотой и ностальгией, но, словно любимая игрушка детских лет, пылящаяся на полке, стал частью жизни, которая ушла навсегда.

Бо́льшую часть времени Мину проводила в стенах теткиного дома: в Тулузе молодой девушке из хорошей семьи считалось неприличным ходить по улицам без сопровождения, – поэтому хваталась за любую возможность, чтобы составить компанию хозяйке, когда та куда-нибудь отправлялась. Мину притягивали величественные церкви и базилика, широкие арки и рвущиеся к небу колокольни. Она побывала в скромных средневековых обителях, стоящих бок о бок с внушительными монастырями, где жили нищенствующие братья, любовалась скрюченными горгульями на здании августинского монастыря и восьмиконечным шпилем якобинской церкви, похожей на богато украшенную голубятню, сложенную из того самого красного кирпича, благодаря которому Тулуза получила свое прозвище. Мину наслаждалась широкими современными улицами, такими просторными, что на них спокойно могли разъехаться две кареты. Она даже видела издалека новый грандиозный гугенотский храм с высокой деревянной башенкой и островерхой крышей, возвышавшийся в полях за Вильневскими воротами.