– Триумфальное возвращение удалось на славу, – сказал он брату. – Аплодирую вашей внимательности и преданности.

– Это всего лишь то, чего вы по справедливости заслуживаете в силу своего ранга и положения, брат мой.

Франциск обернулся и вскинул руку, приветствуя толпу, затем спешился перед западным входом в величественный готический собор. К кардиналу подбежал гонец, низко поклонился и вложил в его руку послание.

– Мой господин. Брат, – произнес тот. – Превосходная новость. Королева-мать передает вам свои наилучшие пожелания и приветствует вас в Париже. Она была бы признательна вам за совет. От имени его величества короля она рада будет принять вас при дворе. Она говорит, что вам необходимо многое обсудить в ваших взаимных интересах.

На узком лице Гиза медленно заиграла удовлетворенная улыбка.

– Это и впрямь превосходная новость, – сказал герцог.

Ситэ

Видаль осторожно расправил материю на резном деревянном столе. Он находился в приватных покоях епископского дворца в Каркасоне, где жил последние две недели как личный гость епископа. Они побеседовали и обговорили все условия. Видаль был совершенно уверен, что, когда придет пора подавать прошение о назначении его следующим епископом Тулузским, он получит поддержку собора и капитула Каркасона.

Вооружившись лупой, Видаль внимательнейшим образом осмотрел каждый стежок на полупрозрачном полотнище: шелковая основа и льняной уток, замысловатая вышивка по краю и затейливая вязь куфических письмен. Еще несколько французских церквей и монастырей утверждали, что тоже владеют фрагментами плащаницы, в которой тело Иисуса было положено в гробницу. Разумеется, происхождение большинства из них было весьма сомнительным. Видаль неоднократно изучал Антиохийскую плащаницу, когда она хранилась в церкви Сен-Тор в Тулузе. Теперь он приподнял уголок полотна, ища крохотную прореху, которая должна была там быть, но ничего не нашел. Это была очень хорошая копия, точного размера и выполненная искусным мастером подделок, и тем не менее копия Антиохийской плащаницы, а никак не подлинник.

Видаль бросил взгляд на слугу, стоявшего в дальнем конце комнаты:

– Подделка, Бональ. Одна из лучших, что мне доводилось видеть, но все же подделка.

– Мне очень печально это слышать, мой господин.

– И мне тоже.

Видаль скатал тонкую ткань и вернул в кожаный футляр.

– Меня интересуют две вещи, Бональ. Во-первых, почему после того, как о ней пять лет не было ни слуху ни духу, плащаница – предполагаемая плащаница – внезапно всплыла именно сейчас? А во-вторых, мне очень хотелось бы знать, был ли осведомлен тот достойный господин, у которого мы ее приобрели, о том, что это подделка. То есть участвовал ли он в обмане, или его самого обвели вокруг пальца.

– Передать ему, чтобы нанес вам визит, мой господин?

Видаль покачал головой:

– Нет, Бональ, он неделю тому назад отправился в Тулузу в обществе своего кузена. Я найду возможность переговорить с ним там.

– Значит, мы возвращаемся в Тулузу, мой господин?

– Как только я распрощаюсь с моим гостеприимным хозяином.

– С вашего позволения, монсеньор…

– Да?

– Мне думается, что отцы города высоко оценили бы человека дела. При рассмотрении кандидатуры на пост следующего епископа Тулузского слава человека, вернувшего Антиохийскую плащаницу, бесспорно, стала бы веским доводом в вашу пользу.

– Я отдаю себе в этом отчет, Бональ. Зачем, по-твоему, я прилагаю такие усилия?

– Разумеется, монсеньор, прошу прощения, если я недостаточно точно выразился. Моя мысль заключалась, скорее, в том, что, возможно, стоило бы сделать достоянием гласности то обстоятельство, что вы за свой собственный счет ведете розыски плащаницы. Это продемонстрировало бы, что вы не только располагаете необходимыми деньгами для финансирования подобного предприятия, но еще и являетесь человеком дела. В отличие от нынешнего епископа Тулузского, который много говорит, но мало делает.

– В том, что ты говоришь, есть рациональное зерно, Бональ. Я подумаю.

– Вы можете даже провозгласить, что ваши поиски увенчались успехом.

Видаль обдумал его слова.

– Ты предлагаешь мне, зная, что это фальшивка, выдать ее за найденную подлинную реликвию?

Бональ поклонился, и Видаль понял, что слуга заронил в его разум идею, которая, как заноза, теперь крепко там засядет и от которой весьма сложно будет избавиться.

Он подумал, не пойти ли ему в Сен-Назер и не помолиться ли о наставлении его на путь истинный. Сейчас Великий пост, и зрелище его, коленопреклоненного перед алтарем, даст утешение многочисленным послушникам и молодым священнослужителям собора. Подобный жест не может остаться незамеченным.

В конце концов Видаль все-таки решил не ходить. Он не сможет привести в порядок мысли, к тому же теперь ему не терпелось скорее уехать. Слишком много времени было потрачено на приобретение фальшивки. Теперь намеки, которые обронил Пит – про то, что он-де не позволит, чтобы плащанице был причинен вред, – обрели смысл. Он подозревал, что Пит тоже приложил руку к этой подделке.

Видаль был недоволен собой. Две недели тому назад, убаюканный убеждением, что подлинная реликвия вот-вот будет в его руках, он позволил ностальгии по их общему прошлому повлиять на его решение. Вместо того чтобы передать Пита властям с требованием задержать по обвинению в убийстве Мишеля Казе, он приказал Боналю отпустить старого товарища. Не в последнюю очередь из опасения перед тем, какие показания Пит может дать, если к нему применят допрос с пристрастием.

– Так ты говоришь, Рейдон подвизается в гугенотском доме призрения в Тулузе?

– Да, монсеньор. Рассадник ереси, хотя они утверждают, что занимаются исключительно благотворительными делами.

– Когда я стану епископом, я прикрою эту лавочку… – Он взмахнул рукой. – Но пока что мы не станем утруждать себя его поимкой.

Бастида

– Но это же половина от того, что стоят эти книги, – возмутился Бернар. – Даже меньше, чем половина. За один только часослов на английском языке можно выручить больше, чем вы предлагаете мне за все сразу!

Его конкурент принялся ковырять прыщ на лице, пока из него не начала сочиться кровь. Мину предупреждала отца, что их сосед редко бывал в лавке, отчего та пришла в упадок. Мысль о том, что его сокровища, его прекрасные книги, попадут в руки столь неотесанного чурбана, приводила его в отчаяние.

Торговец пожал плечами:

– Это же вы, Жубер, пришли ко мне на поклон, а не я. Я сказал, что, возможно, я и возьму у вас пару-тройку книжонок. Только не всю эту иноземную чепуху. Мне нужны рассказы, понимаете меня? – Глазки его маслено заблестели. – Да чтобы с перчинкой!

– Я думал выручить справедливую цену, – слабо возразил Бернар.