Лицо Беранже просветлело.

– Я видел его с полчаса назад, ошивался вокруг дома Фурнье. Стал плести нам какие-то небылицы про то, что он-де выследил убийцу и забрался за ним в дом. – Солдат махнул рукой через плечо. – Да только дом-то еще с начала зимы стоит заколоченный. Ну я уж сказал ему пару ласковых да отправил домой.

– Спасибо тебе, милый Беранже, – сказала Мину, хотя ледяной ком у нее в желудке по-прежнему никуда не делся. Было огромным облегчением узнать, что солдаты не наказали Эмерика, однако домой он пока так и не явился. Где же он тогда?

– Это все не важно, – сказал другой солдат, оттесняя Беранже в сторону. – Тут никто не проходил?

– Нет, никто, – спокойно отозвалась Мину.

– А мужчина с рыжими волосами? Вы точно уверены?

– А. Один мужчина, подходящий под это описание, действительно проходил мимо меня, но это было некоторое время назад.

– В какую сторону он пошел?

– Туда, – солгала она. – В сторону замка Комталь.

Они развернулись и бросились бежать.

– Возвращайтесь домой, мадомазела Мину, – обернувшись, на бегу крикнул ей Беранже. – Этот злодей убил по крайней мере одного человека, а может, и больше. Ступайте домой от греха подальше.

Девушка проводила их взглядом. Лишь когда они исчезли из виду, она поняла, что все это время стояла затаив дыхание.

Что она натворила?

Мину не только помогла предполагаемому убийце сбежать, но еще и пустила людей сенешаля по ложному следу. Какое наказание за это полагалось? А впрочем, какая разница? Мину знала, что поступила бы точно так же еще раз.

«Моя Владычица Туманов».

Стоя посреди пустынной улицы в разгар хмурого зимнего дня, Мину вдруг почувствовала, что на мгновение все перестало существовать: нескончаемая угроза войны, которая все не начиналась и не начиналась, каждодневная борьба за то, чтобы свести концы с концами, секреты, которые хранил отец, и ее тревога за брата с сестрой. На мгновение мир вдруг заиграл ослепительными красками, обещая восхитительное будущее.

Она зашагала домой, и в голове у нее мало-помалу начала обретать очертания одна идея. Мину охватила дрожь. Она без промедления скажет отцу, что передумала и готова сопровождать Эмерика в Тулузу, как только будут сделаны все приготовления. Она понятия не имела, где болтается ее братец, но, коль скоро его не арестовали, она была совершенно уверена, что он объявится, как только уйдут солдаты.

Мину родилась и выросла в Каркасоне. Она повзрослела здесь, среди серо-рыжих пейзажей французского Юга, среди виноградников и садов Ситэ. Девочка, которая научилась читать за кухонным столом в доме на улице Трезо. Здесь повсюду были ее следы – девятнадцать лет она прожила на этой земле.

Теперь эта девочка безмолвной тенью стояла рядом с ней.

Мину почувствовала, как ее былое «я» отступило назад, а другое, новое, выступило вперед. Каркасон и Тулуза. Ее прошлое и будущее.

Окрестности Тулузы

Воскресенье, 8 марта

– Эй, любезный, будьте так добры! – крикнула Мину вознице, когда карета, подскочив, перевалила через вершину очередного холма. На ухабистой дороге их трясло и подбрасывало. Мину громко забарабанила по крыше. – Любезный, стойте!

Возница дернул поводья, и лошади встали так резко, что Мину ударилась о спинку сиденья. Разъяренная, потому что знала, что тот сделал это намеренно, девушка отдернула шторку и высунула в окно голову:

– Моему брату нехорошо.

Эмерик практически выпал из кареты и через несколько мгновений уже сгибался пополам, извергая на землю содержимое желудка.

– Он плохо переносит тряску, – сказала Мину, хотя отлично знала, что истинной причиной недомогания ее брата были потроха с пивом, которые он взял прошлым вечером в придорожной таверне, где они остановились, чтобы дать отдых лошадям и самим восстановить силы.

Они выехали из Каркасона накануне с первыми лучами солнца, и новизна впечатлений от путешествия в крытом экипаже, поначалу вызывавшего у них восторг, быстро притупилась. В окно, занавешенное плотной шторкой, почти не проникал воздух, и внутри было душно. После короткой ночевки в придорожной таверне, в которой стоял густой дух мужского пота и прелой соломы, все ее тело зудело от блошиных укусов. Мину решила, что ей необходимо проветриться.

– Долго нам еще? Разве мы не должны были приехать в Тулузу в девятом часу?

– Мы бы и приехали, – кислым тоном отвечал кучер, – если бы молодой человек не оказался таким неженкой.

– Уверена, лошади будут благодарны за отдых.

Мину отошла в сторонку от кареты. Воздух был прозрачным, над влажной травой поднимался пар. Впереди виднелась небольшая рощица, серебристая кора деревьев поблескивала в лучах рассветного солнца. Мину оглянулась. Возница сидел на облучке, положив хлыст на колени. Эмерика нигде не было видно.

Мину отошла еще на несколько шагов в сторону от дороги, потом нырнула в сень деревьев. Лиственницы и ясени, падубы, на которых краснели последние зимние ягоды, – все возрождалось к жизни. Мину полной грудью вдохнула сладковатый запах влажной земли и молодой листвы и залюбовалась лиловым ковром крохотных лесных фиалок, простиравшимся вокруг нее во все стороны, насколько хватало глаз. Она двинулась дальше, чувствуя под ногами все подъемы и уклоны неровной почвы, туда, где за границей деревьев виднелся горизонт.

Внезапно девушка вынырнула из леса и очутилась на вершине холма, откуда открывался вид на белевшие вдалеке заснеженные вершины Пиренеев.

На равнине внизу раскинулась Тулуза. Блистательная, величественная, переливающаяся в рассветной дымке, точно драгоценный камень. Мину увидела широкую-преширокую реку, несущую свои воды мимо южной стены города, точно струящийся, затканный серебром платок. А за ней высились мириады башенок, шпилей и куполов, вызолоченных восходящим солнцем, так что казалось, весь город был объят пламенем. La ville rose, розовый город, как назвал его Пит.

Мину читала о том, что Тулуза, с ее виадуками и амфитеатром, мраморными колоннами и огромными, высеченными из камня головами языческих богов древности, считалась одновременно чудом современности и жемчужиной Римской империи. Однако ни ее воображение, ни самые восторженные описания не подготовили Мину к великолепию города, который лежал теперь у ее ног.

Потом из-за деревьев донесся голос Эмерика, который звал сестру.

– Уже иду! – отозвалась она, однако же не сдвинулась с места. Восторг, только что переполнявший ее при виде изумительного пейзажа, внезапно слегка померк при мысли об Алис и отце, оставшихся дома. А вдруг Алис не сможет обходиться без нее или заболеет? А вдруг отец после их отъезда совсем захандрит? А вдруг, несмотря на все старания мадам Нубель, душевное равновесие к нему так и не вернется?