– Я не могу.

Она вздохнула:

– Ну, расскажи ей хотя бы, что стряслось с тобой в январе. Она связывает перемены в тебе с той поездкой. Мину – умная девушка, и силы духа ей не занимать. – Сесиль поколебалась. – Она считает, что ты разлюбил ее, Бернар, и это очень ее печалит.

– Разлюбил ее?! – воскликнул он. – Нет! Но она совсем еще девочка, Сесиль. Я хочу уберечь ее от этого.

– Ей девятнадцать. И она достаточно взрослая, чтобы вести вместо тебя дела в лавке. И чтобы заботиться об Эмерике с Алис. По правде говоря, ей пора бы уже невеститься, а то и свою собственную семью завести. Мину должна идти своей дорогой, Бернар. Ты не можешь вечно защищать ее от мира.

– Пожалуйста, Сесиль, не сейчас. Я этого не вынесу.

– Но так ты рискуешь возвести между вами с Мину стену, и все из-за своего упорного нежелания разговаривать. Это путь к тому, чтобы лишиться ее любви. Ты заточил себя в собственном доме, Бернар, а страдает от этого вся семья. Заклинаю тебя, расскажи ей правду.

Услышав доносящиеся из кухни громкие голоса, Мину остановилась в коридоре. Ее пальцы лежали на холодной металлической щеколде, но она не могла заставить себя войти. Она знала, что следовало бы обозначить свое присутствие, а не стоять под дверью и подслушивать, но явная непринужденность, сквозившая в разговоре ее отца и мадам Нубель, заставила ее призадуматься. Она-то всегда считала их не более чем добрыми соседями, но они называли друг друга по имени и на «ты». А время от времени переходили на старый язык.

– Почему мы не заходим? – прошептала Алис. – Разве мы не должны рассказать папе, что мы видели под мостом?

Мину отступила от двери и наклонилась к сестренке:

– Petite, ты была умницей и храбро себя вела. Сделаешь еще кое-что, ладно? Оставайся на пороге, но постарайся высмотреть Эмерика и вели ему идти домой. Ты же слышала, что сказал Беранже? На улице сейчас небезопасно. – Она положила руки сестренке на плечи и развернула ее лицом в сторону двери. – А я подожду здесь, а потом мы войдем и вместе поговорим с папой, хорошо?

Алис кивнула, потом побежала по коридору обратно и принялась звать Эмерика. Едва она исчезла из виду, как Мину прижалась ухом к замочной скважине.

– Я принял меры предосторожности, Сесиль. Я договорился, чтобы Мину сопровождала Эмерика в Тулузу. Сестра Флоранс предложила взять его к себе и дать ему достойное воспитание. Я принял приглашение. Мину будет там в безопасности.

– Жить с месье Буссе и его пустоголовой женой! Думаешь, это то, чего хотела бы Флоранс?

– А что я еще могу сделать, Сесиль, – произнес он устало. – У меня нет другого выбора. У нас почти не осталось денег. Если я отошлю Эмерика, у него будет шанс выбиться в люди. Здесь же ему рассчитывать не на что.

– А вдруг Мину не захочет ехать в Тулузу? – Голос мадам Нубель зазвенел от гнева. – И кстати, что будет с Алис, лишенной сестринской заботы?

– Думаешь, это все не приходило мне в голову, Сесиль? Это решение далось мне нелегко, но это все, что я могу сделать. Самое лучшее, что я могу сделать.

– Что ж, значит, говорить тут больше не о чем.

Мадам Нубель распахнула кухонную дверь. Пойманная с поличным, Мину отскочила. Все заговорили разом.

– Мину!

– Мадам Нубель, я как раз…

– Мы с твоим отцом… Мы с Бернаром разговаривали.

– И давно ты там стоишь? Ты что, подслушивала?

– Бернар, в самом деле!

Мину перевела взгляд с одного на другую, замерших, точно заговорщики с картины: ее отец – в кресле у потухшего очага, с печатью забот на изможденном лице, и мадам Нубель – с красными пятнами на щеках и застывшей на щеколде двери рукой.

– Я стою тут достаточно долго, чтобы услышать, что ты решил отослать Эмерика в Тулузу и меня вместе с ним. Что же до подслушивания, вы говорили так громко, что не расслышать, что вы говорите, было нельзя.

Бернар вспыхнул:

– Прости меня, я поторопился.

– Но ты действительно намерен отправить нас обоих в Тулузу?

Ее отец тяжело вздохнул:

– Так будет лучше для всех.

– Бернар полагает – по моему мнению, ошибочно, – что…

– Сесиль! Позволь мне самому решать, что хорошо для моей семьи.

Мадам Нубель вскинула руки:

– Поступай как знаешь.

Мину опустилась на скамью, внезапно обессилев.

– Что с тобой, дочка? – забеспокоился отец. – У тебя что-то случилось?

– Нет. – Мину принялась пальцем чертить на столешнице какой-то узор, не видя и не слыша ничего вокруг, пока ее не привело в себя легкое прикосновение руки мадам Нубель к ее плечу.

– Мину, – произнесла она негромко, – тебе нехорошо?

Девушка собралась с духом. Предаваться жалости к себе не имело смысла, к тому же ей нужно было поговорить с отцом, пока не вернулись Алис с Эмериком.

– Мадам Нубель, вы не рассказали моему отцу о том, что случилось вчера в Бастиде?

– Рассказала, и о том, как отважно ты встала на мою защиту, не в последнюю очередь тоже.

– А о том нашем посетителе?

– Я упомянула о том, что заходил какой-то мужчина – Мишель, – и все.

– Теперь я знаю, кто он такой. Его полное имя – Мишель Казе.

Бернар сделал глубокий вдох:

– Я его помню.

Мину посмотрела на отца:

– Значит, ты был с ним знаком, отец. А я так надеялась, что нет.

– Почему? Что еще стряслось? – спросила мадам Нубель.

– Мишель мертв. Убит, – сказала Мину. – Я своими глазами видела его тело в реке под мостом всего лишь полчаса тому назад.

– Мишель Казе… – прошептал Бернар. – Как это жестоко.

– Ты уверена, что это тот самый человек? – спросила мадам Нубель. – Ты видела его всего один раз, да и то мельком. Ты не могла ошибиться?

– Я запомнила его одежду, и потом, у него, к несчастью, не хватало двух пальцев…

– На правой руке, – договорил за нее Бернар.

– Да. Прости, что принесла дурную весть. Но это еще не все, – торопливо продолжала Мину. – Говорят, его нашли на рассвете, но такого не может быть… Набат зазвонил, когда мы с Алис были на берегу у моста, где лежало в воде его тело, судя по всему, никем до того не замеченное. И тем не менее, когда мы побежали обратно в Ситэ, Беранже сказал мне, что поиски его убийцы начались в Бастиде еще вчера. – Она повернулась к мадам Нубель. – Если верить описанию, убийца – мужчина с рыжими волосами.

– Думаешь, это мой постоялец?

– Твой постоялец? – переспросил Бернар, переводя взгляд с одной на другую. – Ничего не понимаю.