земля смыкались вдали, словно держали нас в своих ладонях. Я подумал, что кочевые народы, должно быть, охотно поклонялись природе, потому что здесь, в степях, её масштаб иногда кажется чудовищным. Встречные машины выныривали из-под среза облаков и казались ничтожными, как и мы.

Кругом был сонный покой, каникулы, отпуск. В полях ходили ленные животные и стояли покосившиеся столбы. А где-то в двух сотнях километрах на юг ракеты били ордынцам в лоб, а десант загонял им в спину кинжал. Где-то смыкались клещи правосудия. И если бы мы не нанесли этот удар сегодня, кто знает, может быть, следующим летом эти безмятежные холмы уже считались бы владениями дикарей-сарматов. Я чувствовал, что сегодня мы стали ближе к миру и остро жалел, что не могу стать частью этого процесса из-за странного, никому не нужного стечения обстоятельств.

Меня не пугало уголовное дело. Раз они пошли на такой грубый подлог, у них ничего нет. Мне нужно как можно скорее разобраться с телефоном Эдика, а потом подумать о стратегии действий: я подключу все свои связи, привлеку адвоката Гинзбурга и развалю это дело. Жаль только тратить столько сил и времени, когда я нужен совсем в другом месте.

Мы приближались к Измайловскому: дорога делала здесь небольшой крюк, и на самом повороте у въезда в село стоял экипаж ДПС. Их зелёные жилетки светились издалека, как фосфорные точки.

Елисей вдруг сбавил ход и стал жаться к обочине. Машина, накатившая сзади, засигналила и обогнала по встречной полосе, но инспекторы не придали этому значения. Елисей продолжал пылить колёсами по обочине.

— Ты чего делаешь? — схватил я его за плечо.

— Гаишники.

— Ты пьяный? Без прав?

— Нет, но…

— Ну, так езжай! Чего ты испугался? Давай смелее!

Он выровнял машину, но было поздно: намётанный глаз гаишника уже заметил нашу нервозность и вскинул жезл, указывая место для остановки.

— Чё-ёрт… — прошипел я, откидываясь на сиденье.

— Лис, ты что-то нарушил? — взволнованно спросила Кэрол.

Лис не ответил, вынул из бардачка документы и вышел из машины. Несколько минут они с гашиником стояли перед капотом. Инспектор равнодушно изучал страховку.

— Что-нибудь запрещённое перевозите? — заглянул он в салон.

— Нет.

— Багажник откройте.

Со скрипом, от которого заболела челюсть, крышка багажника поднялась вверх, и в салоне запахло бензином. Крышка хлопнула. «Опель» затрясся.

— Это что? — услышал я глухой голос инспектора, и жезл постучал по машине.

Его привлекла наклейка со знаком пацифистов в углу заднего стекла.

— Не положено, — монотонно гудел инспектор, а Лис, видимо, пытался спорить. — Каким законом? Таким. Законом Российской Федерации. Убирайте. На период освободительной операции запрещено. А я не обязан вам объяснять.

Лису пришлось подчиниться. Наклейка намертво припаялась к стеклу, и Лис долго скрёб её ногтями. Лишь когда она превратилась в неразборчивый квадрат, инспектор вернул документы.

Едва мы отъехали, я прошипел:

— Ты чего такой нервный?

— Вы же в розыске.

Я поймал его взгляд в перекошенном салонном зеркале.

— Ты откуда знаешь?

— Новости почитал. Вам ещё повезло, что эта операция началась: все уже забыли про Эдика.

Кэрол обернулась ко мне:

— Вас из-за этого разыскивают?

Я долго изучал её серые глаза, но пересилить не смог. Кэрол была непуганой.

— На дорогу смотри, — посоветовал я. — А то затошнит.

Она отвернулась и хмыкнула:

— Если вас свои же ищут, значит, вы не виноваты. Сразу было понятно, что им крайний нужен. Странно, что они вас назначили. Вы вроде такой преданный. А зачем вам в зону?

— Затем, — ответил я. — Ночью меня одна идея посетила, нужно проверить. В зоне могут быть улики.

— Ночью? — Кэрол снова обернулась и посмотрела насмешливо. — Ночью вы могли задать Вселенной любой вопрос, а спросили про улики?

— Я не спрашивал! Просто в голову пришло. Слушайте, вот вы сами на каждом сеансе общаетесь с богом. И сколько вас таких, просветлённых? Тысячи, да? И получается, что в мире полно людей, которым бог шепчет на ухо. Им постоянно открывается некая «истина». Ну, допустим. И где она? Ну, вот где? Почему жизнь идёт, как шла? Почему войны идут? Почему люди ошибаются? Нет истины!

Лис посмотрел на меня через зеркало:

— Может быть, она есть, просто вы её не воспринимаете?

— Может и не воспринимаю. Или вам нравится ваш самообман. Ладно, не моё дело. Давай в Пласт заедем, снаряжение одолжим.

Но до Пласта мы не доехали. Перед Агаповской мы внезапно упёрлись в хвост автомобильной пробки. Лис пошёл на разведку и, вернувшись, сообщил:

— Колонну военной техники ждут. Трасса на Челябинск перекрыта, много полиции. Паспорта у некоторых проверяют.

— Ясно. Давай по встречке и вон там налево уходи, — распорядился я.

Мы свернули на дорогу к Магнитогорску. Дальше был ещё один выезд на челябинскую трассу, где мы могли проскочить незаметно, однако надежда жила недолго: Кэрол залезла в телефон и сообщила, что все дороги в том направлении стали бордовыми от пробок. Пробки были и в направлении Буранного, и в сторону Карталов, а трассу со стороны приграничного Троицка, похоже, перекрыли совсем. Я всё ещё жил в старой реальности и не учёл, что от границы пошёл поток переселенцев, в обратном направлении прёт военная техника. И главное, везде ищут диверсантов, значит, любая серьёзная встреча с полицией крайне нежелательна.

Я велел остановиться и вышел из машины. Кругом было всклокоченное рыжее поле, заросшее пятнами зелёной травы. Вдали торчали как флагштоки трубы небольшого завода, белая и две полосатых. Опоры ЛЭП имели самую разную форму, словно их привезли на выставку: металлические, бетонные, ажурные, прямые, похожие на огородные пугала и в форме буквы Л. Одни тянулись вдоль дороги, другие пересекали её. Дул сухой колючий ветер.

Это капкан, Кирюша, западня. Ты думаешь, будто Рыкованов на твоей стороне и готов слушать твои доводы, будто добрый царь просто не знает — а он всё знает. Думаешь, телефон Эдика что-то изменит? Думаешь, им интересны твои гипотезы? Они уже слили тебя безо всяких доказательств и сделали это не из личной мести или