в идеале, за моей спиной, — уже совсем иным, суровым тоном произнес Святогор и без тени насмешки добавил. — Светозар меня, если с тобой что случится, прахом развеет.

Учитывая, как мы расстались — вряд ли. Как бы ещё премию не выдал за избавление от одной назойливой ведьмы-домоправительницы. Впрочем, я не большая любительница сор из избы выносить, а потому глазки кротко потупила, кивнула покладисто, всем своим видом демонстрируя готовность слушаться и подчиняться. Святогор, паразит такой, в мою покорность не поверил, хмыкнул насмешливо, бровью дёрнул, добро, хоть подшучивать надо мной не стал, а то бы я от щедрот ведьминой души точно наградила бы его рогами развесистыми или копытцами острыми. А что, мне не жалко, как говорится, пользуйтесь на здоровье, за добавкой приходите!

До леса мы дошли, болтая ни о чём и обо всём сразу: я спрашивала Святогора о нём самом, его семье, планах, мечтах (между делом ещё и о Светозаре полюбопытствовала), а оборотня больше интересовали, помимо личной жизни, мои магические способности. Я на ответы не скупилась, хотела даже парочку безобидных иллюзий показать, да Святогор отговорил. Ни к чему, мол, обитателей леса предупреждать о том, что к ним помимо привычного в этих краях оборотня ещё и ведьма направляется. Я вспомнила разговоры о неизвестном (пока) чудовище, бродящем по лесу, и согласно кивнула. Как любит повторять леди Моргана: «Если вы не готовы кардинально менять свою жизнь, подвергая её смертельной опасности, ни к чему испытывать судьбу».

Лес был ровно таким, как я его запомнила: светлый, пропитанный лёгкой осенней тоской, медленно засыпающий в ожидании сначала холодных дождей, а потом и зимних метелей, заботливо кутающих пушистыми снегами до самой весны. Никакой тьмы, даже слабого отпечатка или отголоска, я не ощущала.

— Ну? — прошептал Святогор, насторожённо шевеля трансформировавшимися волчьими ушами и принюхиваясь.

Я проглотила любимый ответ: «баранки гну» и отрицательно покачала головой. Ничего. Даже поисковый, специально на поиск тьмы заговорённый светлячок вернулся ко мне, так ничего и не обнаружив.

— Может, на поляне, где Бережка вчера с кавалером своим паслась, найдём что-нибудь? — без воодушевления, только для того, чтобы меня подбодрить, предположил Святогор и под ручку меня цапнул.

Я хотела было по лапе нахальной шлёпнуть, да передумала. В конце концов, девушка я свободная, клятв верности никому не давала, почему бы мне и не прогуляться с симпатичным кавалером по лесу под ручку? Тем более, что плести поисковые заклинания и одновременно смотреть под ноги, чтобы ни о какую корягу или вылезший из-под земли корень не споткнуться, весьма проблематично. Оборотень же вёл меня так ровно и плавно, словно я не по лесу, а по лестнице, бархатом устланной, шла.

— Пришли, — жарко выдохнул мне в ухо Святогор, — вот она, поляна.

Я огляделась по сторонам и плечами пожала. Ничего особенного, обычная поляна, на такой и травы собирать, и кавалера привечать можно спокойно и безбоязненно. Вокруг лес стоит хороший, дубы вперемешку с берёзами да редкими соснами, трава хоть и пожухлая, но всё ещё сочная, кое где грибочки любопытно шляпки высовывают, вошедшая в полную спелость брусника так и манит к себе крупными бордовыми ягодами. От земли идёт лёгкий гул древней магии, но эта сила светлая, нет в ней угрозы живому, наоборот, оборотням она трансформацию облегчает, травы соком целебным наделяет. Я села на тёплую, даром, что осень уже к зиме приближается, землю, зарылась пальцами в шероховатую траву и закрыла глаза, сливаясь с лесом, растворяясь в этой хрустальной прозрачности в прямом смысле слова волшебного места.

«Помоги, — шепнула я, направляя свой зов магие поляны, — покажи».

Вокруг меня сгустилась ночная мгла, разбавленная чахоточным светом бледной ноздреватой луны, с тоскливой завистью взирающей с небесной вышины на резвящуюся на поляне парочку. Звонко смеющаяся девушка (а когда ко мне пришла, мышкой серой пугливой себя держала!) отскочила в сторону от пытающегося её обнять статного мужчины, привлекательные черты лица которого несколько портил надменный излом губ, примета, изобличающая рыцаря вернее, чем доспехи и боевой конь. Благородный сэр (как его там звали, Ульрик, кажется?) упускать свою прекрасную даму не пожелал, кинулся за ней, ещё и руки в страстном порыве вперёд простёр. Вот в эти-то самые руки и попал вынырнувший из темноты крупный (действительно на голову выше обычного медведя) зверь, которому нежные объятия рыцаря ничуть не польстили. К чести отважного воина стоит отметить, что визжать, убегать или ещё каким-либо образом демонстрировать неподобающую благородному рыцарю трусость он не стал, наоборот, в сторону от зверя прянул, по земле кувыркнулся, уходя от возможной атаки, и вскочил на ноги уже крепко сжимая в руке меч. Отлично готовят рыцарей в Камелоте! Зверь, кстати, тоже оказался весьма благоразумным и благородным: на безоружного мужчину и вопящую от страха словно противотуманная сирена девицу не кинулся, а при виде меча и вовсе в темноте растворился. Кабы не прощальное рычание, в котором я отчётливо разобрала насмешку, решила бы, что зверь испугался и убежал.

Меня ощутимо тряхнули за плечи, разрушая и так-то не стабильное видение (ясновидение весьма капризная магия, она не любит громких звуков и резких движений). Я неохотно открыла глаза и тут же прищурилась, спасая глаза от показавшегося в первый миг ослепительного света тусклого осеннего солнца.

— Уф, жива, а то даже не дышала — Святогор облегчённо улыбнулся и тут же жарко выдохнул, приплясывая на месте, словно стоял на раскалённых угольях. — Чудовище смогла увидеть?

Я коротко кивнула, сосредоточенно выплетая ментальную паутинку, куда бережно, чтобы, оборони первая ведьма, не испортить и не развеять, поместила образ зверя. Оборотень потянулся было к паутинке, но я звучно шлёпнула его по руке:

— Не трогай, развеешь! Я ещё не закончила.

— Долго ещё? — совсем по-детски заканючил Гор, жадно глядя на паутинку.

Я, прикусив кончик языка от усердия и стараясь даже лишний раз не дышать, подула на паутинку, провела по ней ладонью и облегчённо выдохнула:

— Всё. Теперь готово.

Я даже договорить не успела, как Святогор молниеносно выдернул паутинку у меня из рук и завертел, придирчиво изучая запечатлённый образ зверя. На первый, самый поверхностный взгляд, чудо-юдо с поляны походило на взлохмаченного, словно бы толком не перелинявшего, медведя. Бурый мех тут и там украшали чёрные пятна, полосы и разводы, точно озорной подмастерье художника махнул кисточкой с чёрной краской над уже готовым изображением животного. Необычная окраска была далеко не единственной странностью, двигался зверь как-то заторможено, будто сам не знал своего тела и знакомился с ним. Хорошо хоть, лапами перед мордой не вертел и голову себе не