Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К тебе, — тихо ответил он, стягивая с меня топ и откидывая его в сторону. — Я сбегаю ото всех к тебе.
В субботу мне велено было быть во всеоружии уже к шести утра. До Закатного ехать предстояло почти четыре часа, и я с вечера приготовила в дорогу сэндвичи, а Женя должен был захватить что-нибудь попить. На мое предложение погостить у родителей он ответил, что, скорее всего, ему придется рано вернуться в город, но меня он сможет закинуть к ним.
— У тебя какие-то дела? — спросила я, совсем не обрадовавшись перспективе остаться одной среди влюбленных пар.
— Да, — нехотя ответил Женя. — Нам завернули один проект — не дали разрешение на строительство. Заказчик — мой хороший знакомый, и мы хотим выяснить, какого черта происходит.
— И как будете выяснять?
— Пригласим проверяющих на базу. Порыбачим, покатаемся на моторке…
— Потом веслом по башке и в воду, — подсказала я.
Женя с укоризной посмотрел на меня.
— Нет. Потом шашлыки, уха, виски, водка…
— Девочки, — снова сумничала я.
— Я тебе больше ничего не буду рассказывать.
— Так девочки будут?
— Нет. Мы будем отдыхать чисто мужской компанией. Чтобы не отвлекаться от дела.
— С ума сойти, — вздохнула я и больше ничего спрашивать не стала.
Вот они какие — дела на выходных. Похоже, для Жени такого рода отдых был нормальной практикой. Работа у него прочно занимала первое место во всех аспектах жизни, и отстаивать приоритет своих желаний я пока опасалась. По правде говоря, думала, что ещё рано тягаться с его привязанностью к делу.
"Всему свое время", — решила я и не стала настаивать на его визите в мой отчий дом.
В общем, субботним утром, ровно в шесть часов, в нашу дверь постучали. Пашка ещё спал, и я попросила Женю не звонить. Схватила заранее приготовленный рюкзак с едой и одежкой для ночевки у родителей, подтянула джинсы, одернула майку и, открыв дверь, замерла на пороге.
Я впервые видела Женю в повседневной одежде — белая футболка, светлые джинсы и обычные кеды. Он, вытянув руку, ладонью опирался о дверной косяк и улыбался мне, смотря сверху вниз. В таком прикиде босс выглядел и моложе, и крупнее. Я разве что слюни не пускала, оглядывая его, а он смотрел на меня, чуть приподняв брови, и явно наслаждался моей реакцией.
— Доброе утро, — Шершневу, наконец, надоело выпендриваться, и он, взяв меня за руку, притянул к себе. — Готова к долгой поездке?
Я обняла его за плечи и, встав на цыпочки, поцеловала. Поцелуй затянулся, потому что ткань футболки была такой тонкой, а касаться его тела было так приятно, что я как-то увлеклась, и шеф, проявив благоразумие, отстранился первым.
— Аня, — он поправил джинсы. — Давай ка придержим коней, а то поутру очень сложно контролировать себя.
— Да… Прости…
— Простить? Чудо… Разве за это просят прощение?
Он взял меня за руку, коснулся браслета, который я носила теперь всюду, и потянул к лестнице.
— Пошли. Сегодня у нас много дел.
— Ты поедешь к моим родителям? — сразу спросила я.
— Пока не могу сказать точно. Зависит от того, уговорит ли компаньон проверяющих на совместный отдых.
— Ладно, — я вздохнула.
Женя обернулся и тихо произнес.
— Прости, что так вышло.
— Ничего, я все понимаю! Никаких "прости"!
Однако обидно было — где-то в глубине души маленькая, по уши влюбленная эгоистка желала заполучить все внимание этого мужчины, что сейчас шел с ней за руку.
В пути мы говорили о работе. О новых и старых клиентах, о результатах конкурса, которые вскоре должны были опубликовать, о башне-маяке перед ЗАГСом, который теперь представлял из себя решетчатую башню с винтовой лестницей вокруг светящейся бледно-лиловым светом оси, что наверху, под конусообразной крышей, раскрывалась в виде огромного цветка орхидеи.
— А почему ты решил стать архитектором? — спросила я, когда речь зашла о тяге босса к рисованию.
— Просто потому что хотел. Мне нравилось рисовать, а дизайнерское дело казалось слишком скучным. Про изобразительное искусство не шло и речи — воображению требовались точные цифры и монументальность, масштабность, — Женя пожал плечами. — Наверное, так. А ты?
— Я считаю, что архитектура — это связь поколений. Ее понимают и принимают все, в отличие от литературы, живописи, религии. Хочу оставить след в истории… По-детски как-то, да?
— Ну почему же… Все мы этого хотим.
— И ты тоже? — я испытующе посмотрела на собеседника. Тот не сводил глаз с дороги.
— Наверное, — уклончиво ответил он и надолго замолчал.
Мимо тянулись унылые постройки промзоны, за которыми темнели деревья придорожной лесополосы. Скучнейший вид — и глазу не за что зацепиться.
— А каким ты видишь дом своей мечты? — спросила я.
— Что? — Женя вздрогнул, будто очнувшись. — В смысле на заказ или свой собственный?
— Для себя.
— Не знаю… Для себя я проектировал здание офиса компании. И результатом я остался доволен.
— Ну а дом? — не отставала я. — Для досуга, жизни, семьи?
Женя нахмурился.
— Кухня, комната, санузел. Мне нравится моя квартира. А почему ты спрашиваешь?
— Это было мое первое серьезное задание в университете — спроектировать дом, в котором вы бы хотели жить. Я нарисовала себе настоящий дворец — со двором, размером с аэропорт, всеми системами… Он получился таким огромным. И бестолковым.
— Для большой семьи?
— Для одной меня, — я засмеялась. — Но, если честно, я вряд ли смогла бы жить одна. Даже переехав в город, мы с братом решили поселиться вместе. Сила привычки.
— А я привык к одиночеству.
— Я тебе не помешала?
— Совсем чуть-чуть, — Женя отвернулся, пряча улыбку.
Но мне почему-то взгрустнулось. В каждой шутке, как говорится, есть доля шутки.
— Дома у нас и сейчас шумно, — опустив глаза, заметила я. — Тебе, наверное, не понравится.
— Я не хотел тебя обидеть, — он положил руку на мое колено. — Это тоже сила привычки. Привыкаешь жить без привязанностей. В своей норе, по своим правилам. Но потом все меняется. Само по себе. Понимаешь… Ты не думаешь, что одинок, пока не появляется тот, кто это одиночество рушит.
Я погладила его ладонь, и мы надолго замолчали. Недосказанность, недооткровенность остались висеть между нами тоскливой тишиной. Мне начинало казаться, что Жене не нужно мое признание. Я, в силу привычки, ждала, что главные слова он скажет первым. Но босс молчал, и это молчание отталкивало меня на периферию откровений.