Для многих римских рабов подневольное состояние было временным. Если они трудились усердно и честно, служили своему хозяину хорошо, они могли с полным основанием рассчитывать на то, что им будет предоставлена свобода. Мы, правда, не знаем, к какому проценту рабов приложимо выражение «с полным основанием». Неясно также, как долго рабам приходилось ждать этой свободы. Кажется очевидным, что домашние рабы с большей вероятностью могли получить свободу, поскольку некоторые из них были в состоянии выстроить личные отношения с хозяином. Но не все рабы, особенно в крупных хозяйствах, были способны сделать это, поскольку хозяин в данных условиях является фигурой дистанцированной и отстраненной.

«Вольную» получали в основном городские рабы. Есть примеры управляющих имениями, получивших свободу в сельских условиях, но кажется более вероятным, что обычные рабы, занятые на плантациях, работали «на износ», до смерти. Нетрудно понять, почему это было так. Контакты хозяина с ними сводились к минимуму, он едва ли мог получить какую-либо пользу от их услуг после их освобождения, и к тому же ему пришлось бы искать им замену. Вероятно, лучшее из того, на что можно было надеяться, так это то, что постаревшим рабам вместо каторжного труда на плантации будет выделена работа полегче. Но до старости в таких условиях доживали немногие.

Длительность подневольного состояния (делавшая возможным освобождение), на которую мог рассчитывать домашний раб, похоже, сильно варьировала. В комментариях, дошедших до нас, она временами исчисляется пятью-шестью годами, а иногда доходит и до 20 лет. Любопытную точку зрения по этому вопросу можно найти в «Оракулах» Астрампсиха. Один из вопросов формулируется непосредственно рабом: «Получу ли я свободу?» Ответы показывают, что для большинства рабов перспектива свободы была отдаленной и постоянно откладывалась. Из десяти отвечающих пять говорят «пока нет», двое – «со временем», еще один – «если сможешь заплатить» (что может означать любое время, но, вероятно, достаточно отдаленное: ведь раб должен сначала накопить деньги, необходимые для выкупа своей свободы). Один откровенно говорит «нет» и советует рабу «помалкивать». И только один ответ внушает оптимизм: раб будет освобожден «по завещанию, с хорошим даром». Именно так и жили многие рабы, постоянно теша себя надеждой на лучшее будущее. А с точки зрения хозяина имело смысл держать раба «в подвешенном состоянии» как можно дольше, чтобы получить максимальную отдачу от актива, в то время как брезжущая перспектива свободы заставляет раба трудиться усердно и честно.

В Дельфийских надписях, содержащих контракты об освобождении, есть детали, показывающие, что, даже когда свобода была получена, она часто откладывалась на годы и была действительна при условии продолжающейся службы хозяину. Различные обязанности, которые вольноотпущенник нередко, как ожидалось, должен продолжать выполнять для своего бывшего хозяина, показывают, что на практике резкой границы между рабством и свободой не существовало. Тем не менее очевидно, что многие рабы стремились стать свободными и ради этого были готовы на многое.

Рабство для римского общества являлось способом ассимилировать большое число иноземцев. Но римляне пытались создать, так сказать, «контроль качества» с целью предотвращения проникновения в их ряды недостойных лиц. Закон Элия Сенция (4 г. н. э.), например, запрещал освобождать рабов, которые в качестве наказания были закованы в цепи или заклеймены своими хозяевами; либо под пытками изобличены в совершенном преступлении, заключены в тюрьму; либо осуждены сражаться в качестве гладиаторов или быть брошенными на арену с дикими зверями. Если даже хозяин освободил этих рабов, статуса граждан они не получали. Их статус был не выше, чем «враги, сдавшиеся на милость победителя» (peregrini dediticii, Gaius, I. 13).

Закон Фуфия Каниния (Lex Fufia Caninia) 2 г. до н. э. установил дополнительные ограничения на процент рабов, которых хозяин вправе освободить. (См.: Гай. Институции, I, 1; 8–55; Светоний. Август, 40.)

Высказывание Цицерона о том, что первые шесть лет диктатуры Юлия Цезаря эквивалентны полному сроку рабовладения, можно найти в: Филиппики, 8.11.32. Одной из самых суровых мер социальной защиты со стороны Августа был запрет освобождать рабов раньше, чем через 30 лет службы. См.: Светоний. Август, 21. О законах, касающихся обязанности вольноотпущенников работать на их патронов, см.: Дигесты, 38.1. О запрете Клавдия отсылать больных и старых рабов на Тибрский остров: Светоний. Клавдий, 25. О хозяевах, освобождающих своих рабов для того, чтобы они получали государственную благотворительную помощь: Кодекс Феодосия[22], 14.17.6, а также: Светоний. Август, 42. О том, как старой няне была подарена ферма: Плиний Младший. Письма, 6,3.

Запись ILS 8365 является примером захоронения, открытого для других членов домохозяйства, включая рабов и вольноотпущенников. Историю про Гая Мелисса см.: Светоний. О грамматиках и риторах, 5.

Амбиции – это интеллектуальный эквивалент запаха тела. Так вот, про иных вольноотпущенников можно сказать, что они не просто издают запах – они нестерпимо воняют, вызывая отвращение. После того как их официально приветствовали как римских граждан, они испытывают отчаянное желание подняться по социальной лестнице. Никого не удивит, если вольноотпущенник, имевший клеймо или татуировку, как у раба, попытается скрыть эти физические напоминания о своем рабстве: обратится к врачам, которые специализируются на удалении рисунков, пусть даже при этом останутся шрамы. Но вольноотпущенники в большинстве своем идут гораздо дальше. Они упорно стремятся к успеху – надо отметить, намного упорнее свободнорожденных. Слава богам, им запрещено занимать государственные должности, иначе все они исступленно карабкались бы вверх, на самые высокие политические посты. А раз уж им нельзя занимать политические должности, их неуемное желание личных достижений выливается в стремление хотя бы разбогатеть. Но даже этого они достигают с помощью вульгарных приемов. Вместо того чтобы извлекать доход, оказывая услуги охраны и управления земельными владениями, они обычно пытаются приобрести богатство путем торговли. В результате их богатство стало уже притчей во языцех.

Освобождение рабов – всегда милость со стороны хозяина. Хозяин, оглядываясь назад, на многие годы честной службы конкретного раба, впадает в сентиментальное настроение и хочет почувствовать теплый свет, исходящий от акта манумиссии[23]. Мы думаем, что наши вольноотпущенники пойдут по жизни, храня в своей душе благодарность к нам, что они захотят возместить нам нашу щедрость и доброту, что нет такого, чего бы они не сделали, чтобы помочь нам хоть в малом. Мы ожидаем, что раб, получив свободу, будет счастлив оказать должное уважение бывшему хозяину, занимающему более высокое социальное положение. Увы, мы ошибаемся. Ибо вольноотпущенники чаще всего не проявляют к бывшему хозяину того почтения, какое должны бы. Вместо этого они проникаются идеями быстрого достижения успеха, резкого улучшения своего благосостояния, каким бы хорошим оно ни было.