— Вынужден с вами согласиться, граф. — Николай бросил испепеляющий взгляд на свою супругу, заставив ее едва ли не лишиться последних чувств, лишь затем прямо посмотрев на своего противника: — И поблагодарить за проявленную заботу. Мы немедленно откланяемся.

— Как пожелаете, — откликнулся Никитин. — Примите мои искренние поздравления по случаю свадьбы!

Маркиз подошел ближе к дрожащей Ольге, крепко обхватив ее ладонь своею. Нежно провел большим пальцем по тонкой коже, успокаивая девушку, после чего закончил:

— Только мы должны забрать с собой графа Ершова. Он здесь задержался.

Мертвенное сияние вырвалось из рук стоящего мага почти мгновенно. Пронеслось по ветхой палубе, безжалостно раскрошив по пути широкую выемку, и наткнулось на огненную преграду, шитом вставшую между ним и маркизом.

А тот все звал.

Огонь откликался так охотно, что, казалось, вся Староросская империя всего за ночь отдаст остатки тепла. Однако Николай понимал: без боя им не позволят уйти отсюда живыми, уведя с собой графа. Значит, все же придется открыться, разменяв главный козырь на жизнь Ольги и ее отца-алхимика.

Жар загудел, а вслед за ним по широкой мостовой Петергофа пронесся раскатистый гортанный рев. Выпустив огненного зверя в сторону некроманта, маркиз метнул несколько пламенных колец к самому Никитину, взяв его в прочный плен. И хотя тот пытался призвать эфир, горящие кольца прочно удерживали его.

Несколько ледяных игл вонзились под самые ноги маркизу, но тот с легкостью отмахнулся от них, бросив в сторону Тетерина пылающую огненную сферу.

— Ты должна спуститься вниз! — не терпящим возражений тоном приказал Николай Ольге. — Найди отца, открой императорский портал и унеси его в кабинет цесаревича.

Он вложил в руку жене золотую звезду, сорванную с груди, и сделал короткую паузу, пытаясь совладать с мыслями:

— Сил сдержать магов у меня хватит, не беспокойся. Я прибуду чуть позже…

— Нет! — Ольга, как всегда, была непокорна, и эта ее непокорность рождала в душе огненного мага одновременно целый вихрь чувств — от дикой, необузданной ярости до щемящего душу восхищения. — Только с вами!

— Это приказ! Если ослушаешься — пожалеешь!

И он отвернулся от жены, восполняя огненный резерв там, где мертвенное сияние испепелило его безвозвратно.

Силы истекали. Краем глаза Николай чувствовал, как Ольга удаляется от него, но он не позволял себе обернуться. Одно неверное движение могло стоить ему жизни, потому как некромант был силен.

Вода вокруг их судна пошла волнами, а на соседнем корабле резко зазвучал шум сражения — стало ясно, что из министерства прибыла подмога, которой все так ждали. Может быть, даже сам цесаревич выбрался из своего кабинета, чтобы лично приструнить изменников.

Но тот, кто стоял напротив…

— Кто ты? — Николай понимал, что спрашивать глупо, и все же…

Новая волна отбросила маркиза на несколько шагов назад, выбив из груди почти весь воздух. Тонкое зеленое щупальце, извернувшись, пробило щит. И тут же свернулось вокруг шеи огненного мага.

Дышать стало невозможно.

Было ясно: Николай либо призовет на помощь всю свою мощь, испепелив старый корабль вместе с телами изменников, либо погибнет прямо здесь, в этот самый миг. Но умирать сегодня нельзя, потому как это значило бы и погибель Ольги.

Не выбирая, маркиз взорвал вокруг себя огненную стихию, укрыв щитом лишь два сердца, бьющихся в трюме, и с болью закрыл глаза. Он вновь провалил задание цесаревича, не будучи убежденным в том, что некромант погиб.

А ведь до бала оставалось всего шесть дней…

Императорский портал я так и не раскрыла, потому как тяжелая испепеляющая волна накрыла меня с головой, а поверх нее что-то резко громыхнуло.

Корабль качнулся, протяжно застонал. И тут же растерянно начал крениться вбок, рассыпаясь под ногами пеплом. Холодная вода накрыла с головой, заставляя сквозь мутный пласт, задыхаясь, тянуться к едва горящей где-то высоко луне. А вместе с собой из последних сил поднимать почти бездыханное тело отца.

Воздуха не хватало. Тяжелое шерстяное платье с не менее тяжелым плащом упрямо тянули нас ко дну, а ноги запутывались в густой сети водорослей, заставляя отчаянно сражаться за жизнь. Но я из последних сил стремилась к свету.

Внезапно чья-то рука обхватила мою — и в следующее мгновение я с наслаждением глотнула свежего морского воздуха, пока сильные пальцы за шиворот тянули меня к берегу. Нащупав рукой древесный настил набережной, я с выдохом легла на мокрые доски, пока мой спаситель вытаскивал из воды тело отца.

Только отдышаться мне не позволили, рывком подняв на ноги:

— Я же приказал не выходить из спальни!

Глаза маркиза были такими страшными, какими я не видела их еще никогда. Испытав утробный ужас, тут же пожалела, что смогла выжить. Оставалась лишь крошечная надежда на то, что муж все-таки выслушает меня, позволив оправдаться, но и она рассыпалась прахом.

Боковым зрением увидела, как пристань вокруг нас заполнилась людьми, многие из которых были в форме. Несколько из них подбежали к отцу. Бережно уложили его на носилки, унося в сторону белой кареты, какие использовались в госпиталях.

Я бросилась к едва дышащему родителю, но маркиз тут же остановил меня, рванув за локоть:

— Нет! Его отвезут в императорский госпиталь, где целители из рода Поляковых сделают все, что возможно. С ним каждую минуту будет ваш дед. Пойдемте!

И маркиз, позорно таща меня за руку перед обескураженными людьми, силой усадил в экипаж. Отдал короткий приказ, заставив лошадей мгновенно сорваться с места.

Родовой дом Левшина тягостно молчал, пока маркиз срывал с меня мокрый плащ, сжигая его в пламени камина, и разливал по бокалам бренди.

— До дна! — вновь приказал он. — И на сей раз без проделок!

Дрожащей рукой опрокинула бокал, плотно зажмурив веки. И расслышала едва сдерживаемую ярость:

— Вы понимаете, чем рискнули? — Голос маркиза был обманчиво спокойным, но даже за эти полнедели в обществе моего теперь уже супруга я понимала: в нем сейчас бушует такая ярость, с которой мне едва ли справиться.

— Я могу все объяснить…

Моего ответа не требовалось, потому как гнев маркиза нуждался в выходе. Стальными пальцами, способными, раздавить меня саму в одно мгновение, господин Левшин безжалостно запрокинул мой подбородок, у самых губ бешено зашептав:

— Вы едва не лишились жизни! И отняли у меня единственную возможность раскрыть заговор против короны до петергофского бала! Оправдания?! Вряд ли такие найдутся во всей Староросской империи!

Понимая негодование маркиза, я пыталась сдержать горячие слезы, уже струящиеся по щекам. Но несправедливость его обвинений вынудила едва слышно прошептать: