Выполнив ритуал целования благосклонно подставленной тыльной стороны ладони, Недопейвода с вызовом посмотрел на Копытмана:

– А вы, сударь, я вижу, неплохо освоились в нашем городе. Без каких-либо документов, свидетельствующих вашу личность, сумели втереться в доверие к высшим чинам N-ска. Мало того, уже и к Елизавете Кузьминичне подобрались, аки удав к беззащитной жертве.

– Осип Григорьевич, что вы себе позволяете?! – Мухина побледнела, а стоявшие поблизости зеваки тут же навострили уши.

– И в самом деле, последили бы вы, сударь, за своим языком, – нахмурился Копытман.

– А то что? Напишите письмо господину Бенкендорфу и он сошлёт меня на каторгу? А может, вы с ним и незнакомы вовсе, а так, лишь прикидываетесь большим столичным чиновником?

– Сударь, вы пьяны, – вновь попробовал осадить его Пётр Иванович.

– Я-то, может, и пьян, а вот вы, ваше высо-ко-бла-го-родие, – слегка заплетающимся языком всё-таки выговорил длинное слово Недопейвода, – или как вас там, вы самозванец и альфонс. А вы, сударыня, ведёте себя как профурсетка и блудница. С какой готовностью вы упали в объятия этого прохвоста!

– Что?! – одновременно выдохнули Лизонька и Пётр Иванович.

– Экий пердимонокль, – лаконично заметила подслеповато щурившаяся пожилая дама с лорнетом в руке.

– Вы негодяй! – продолжил Копытман, пока его возлюбленная приходила в себя. – Немедленно извинитесь перед Елизаветой Кузьминичной, или…

– Или – что? – нагло осклабился репортёр.

– Или я… Или я вам сейчас набью морду.

Выпалив это, раздувающий ноздри инспектор шагнул вплотную к сопернику, но тут между ними вклинился подоспевший судья.

– Господа, что тут происходит? Я что-то пропустил? – спросил он, раздвигая Недопейводу и Копытмана в стороны.

– Господин журналист оскорбил не только меня, но и вашу дочь, – пояснил Пётр Иванович, – и я потребовал от него извинений, пообещав в противном случае набить морду.

– Вот и видно, что это никакой не петербургский чиновник, а самозванец, – оборачиваясь к собравшимся, довольно объявил Недопейвода. – Будь он коллежским асессором, то вызвал бы меня на дуэль, а не размахивал кулаками, как простолюдин.

– Много чести для такого щелкопёра, как вы, Осип Григорьевич, вызывать вас на дуэль, – процедил Мухин. – Дворянину не пристало вызывать на дуэль мещанина. За оскорбление господина Копытина я упеку вас в кутузку, а за то, что вы оскорбили мою дочь…

– Плетей он у меня получит, – встрял подоспевший городничий. – Ишь, морда пьяная, чего удумал, его высокоблагородие дуэлями пугать.

Недопейвода, попавший под перекрёстный огонь сразу нескольких высокопоставленных особ, выглядел уже не таким храбрецом, как минуту назад. Но всё же попытался спасти своё лицо.

– А чем его высокоблагородие докажет своё происхождение? Словами? Так на словах я, может, прямой потомок Рюриковичей и имею полное право на царский престол.

– Что?! – взревел городничий. – Да как ты смеешь, вошь, такое говорить? Где Неплюев? Пусть немедля возьмёт наглеца под арест. Никаких дуэлей!

– Отчего же, – отчётливо прозвучал в наступившей тишине негромкий голос инспектора. – Отчего же, я вполне могу бросить вызов господину Недопейводе, дабы некоторые здесь присутствующие не сочли меня трусом. А за неимением перчаток, которые я отдал при входе лакею, вызовом послужит вот это.

И он отвесил несильную, но звонкую оплеуху, от которой и без того не очень твёрдо стоявший на ногах репортёр покачнулся. Все ахнули, а Лиза побледнела и упала бы в обморок, если бы не заботливо поддержавший её под руку отец.

– Пётр Иванович, голубчик, что вы делаете?! – всплеснул руками Муравьёв-Афинский. – Зачем вам это нужно? Вы же знаете, как его величество относится к подобного рода решению недоразумений.

– Это, Антон Филиппович, не недоразумение, это оскорбление моей невесты… Да-да, сегодня на балу я собирался официально, при её родителе, сделать Елизавете Кузьминичне предложение.

Мухина вновь едва не упала в обморок, на этот раз, видимо, от счастья.

– К сожалению, – продолжил Копытман, – из-за пьяной выходки этого… индивида с предложением придётся повременить. А за вами, сударь, – повернулся он к бледному оппоненту, на левой щеке которого алел отпечаток ладони, – за вами выбор оружия, места и времени. Или вы уже готовы идти на попятную и просить у Елизаветы Кузьминичны прощения? Даже если она вас простит, в чём я сильно сомневаюсь, то помните, вы оскорбили и меня, а здесь-то вы уж точно извинениями не отделаетесь. Если же вы попытаетесь избежать поединка, то во всеуслышание будете объявлены трусом и лжецом, и ни один порядочный человек не подаст вам руки.

На бледном лице репортёра проступили пятна, и это уже не были отпечатки пятерни инспектора, а стало признаком крайнего волнения, которое он испытывал. Судя по всему, протрезвевший зачинщик только сейчас в полной мере осознал, к чему привёл его демарш и какие выводы могут за этим последовать. Теперь он явно наскоро обдумывал, ведя внутри себя мучительную борьбу, как решить для себя эту дилемму.

А Копытман, чести ради стоит признать, также пребывал в большом смятении. Немного остыв, он с ужасом осознал, что если его противник примет предложение дуэли, то поединок, проходи он хоть на саблях, хоть на пистолетах, может закончиться гибелью одного из спорщиков. И скорее всего, этим несчастным окажется он, налоговый инспектор из XXI столетия, невесть каким ветром занесённый почти на два века в прошлое, так как судьба не научила его обращаться ни со стрелковым, ни с холодным оружием.

Секунды в наступившей тишине тянулись мучительно долго, и вот, словно набат, прозвучал ответ Недопейводы:

– Я принимаю ваш вызов, сударь, и выбираю пистолеты. А стреляться предлагаю завтра… вернее, послезавтра на рассвете в Пьяной балке.

– Что ж, – недрогнувшим голосом ответил инспектор, – я принимаю ваши условия.

– Я готов быть чьим-нибудь секундантом, – с готовностью объявил гусар с напомаженными усами.

– Тогда извольте представлять мои интересы, – предложил Недопейвода.

– А я могу стать секундантом господина Копытина.

Голос принадлежал судье Мухину. Пётр Иванович благодарно пожал руку Кузьме Аникеевичу.

– И всё-таки я решительно протестую, – предпринял очередную попытку свести скандал на нет городничий. – Не дай бог убьют вас, господин Бенкендорф с меня голову снимет. Да и не пристало вашему высокоблагородию стреляться с каким-то щелкопёром.

– Отчего же вы так называете господина Недопейводу, – холодно возразил инспектор. – Осип Григорьевич неплохой хроникёр, я с интересом читал его заметки, вот только как человек оказался дерьмецо-с.

Объект оскорбления уже выходил из залы и не слышал, как нелестно о нём отозвался его соперник по дуэли. Впрочем, вопрос был уже решён, до поединка оставались сутки с небольшим, и Копытман, поцеловав на прощание ручку будущей, как он надеялся, невесты, откланялся.