Но Ольга Михайловна, во всяком случае, ничуточки не взволновалась при виде его как женщина. Лицо ее было по-прежнемухмурым, неприветливым, и Родион огорчился, подумав, что ни разу не видел еедругой: только озабоченной, или сердитой, или вовсе уж разгневанной, ну, вкрайнем случае растерянной, ошеломленной, но отнюдь не улыбающейся, несчастливой. Снова уколола его бессонная совесть за то, что отчасти и он своимиусилиями добавил этой красивой замкнутой женщине житейских неприятностей, иРодион понял, что у него не хватит наглости задать Ольге Михайловне своивопросы. Глупо все это, до крайности глупо, он, должно быть, вовсе двинулсяумом, если мог поверить измышлениям Васьки Крутикова. Если человек недавноперенес сотрясение мозга и мучается давненько приобретенной паранойей, а такжемизантропией, и эта ненависть направлена на одну-единственную, отдельно взятуюпредставительницу женского рода, то он может нести чушь на правах больного. Нозачем здоровым людям верить в эту чушь?!

– Двадцать рублей с вас, – сухо сказалаОльга Михайловна, присаживаясь к столу и что-то записывая стремительнымнаклонным почерком в большую конторскую книгу. – Не давайте ей расчесыватьуши и вылизываться. Лекарство ядовитое – это раз, к тому же будет мало толку,если собака все сразу слижет. Клещу нужно время, чтобы погибнуть.

– Конечно, – вежливо кивнул Родион, кладяна стол две смятые десятки. – Я понимаю. Большое спасибо, до свидания.

Ника, почуяв, что неприятности на сегоднязакончились, рванула к двери, волоча за собой Родиона, словно он был этимисанями, как они там называются, ну, теми самыми, которые ездовые лайки таскаютпо заснеженной и совершенно бескрайней тундре. Нарты, вот как их зовут! Родионпокорно подчинился собачьей воле, чувствуя, что дело безнадежно провалено.Теперь идею Васьки Крутикова уж точно придется похоронить. Потому что, следуетбыть честным перед собой, Родион сюда притащился не столько по этому бредовомуделу, сколько воспользовался приличным предлогом снова увидеть ОльгуМихайловну.

Увидел? Увидел. Ну и вали отсюда!

– Погодите! – сердито окликнула она его.

Родион невероятным усилием затормозил безудержныйлёт Ники на улицу. Для надежности уперся ногой в высокий порог, еще раз обмоталвокруг запястья поводок и только тогда решился обернуться, довольно неуклюжевыгнувшись:

– Да?

– Вы ничего не забыли?

Еще больше скособочив шею, Родион оглянулся настол. Вроде бы намордник Ники там не валяется, да и не было у нее намордника. Ачто еще он мог забыть?

– По-моему, вы извиниться забыли, – сухосказала Ольга Михайловна. – Вы ведь за этим приходили?

Ему, конечно, следовало сказать «да». А он,качнувшись вслед за дернувшейся Никой, сказал:

– Нет.

– Вот как? – Бледное лицо вспыхнуло отгнева. – Ну, раз так, то хромайте отсюда. Только передайте ГалинеВикторовне, чтобы она вас больше со своей собакой не присылала. Понятно?Отправлю обоих с порога.

– Да вы ей лучше это сами скажите, –покосился на нее Родион, снова качнувшись вперед-назад. – Прямо сейчас искажите, чтобы не было больше недоразумений.

– Как это? – Ольга Михайловнанахмурилась. – Она ведь уехала в Новосибирск, вы говорили…

– Она в своей машине сидит. В «Жигулях».«Жигули» стоят во дворе вашей лечебницы. За рулем – Анатолий Александрович,который тоже ни в какую Москву не уехал. Я… мне нужен был предлог, чтобы с вамиувидеться. Я и попросил их помочь, Нику одолжить – по-соседски…

– Значит, вы не соврали только о том, что вы сними соседи? – уточнила Ольга Михайловна.

– Ну да.

– А зачем же вы хотели со мной увидеться, еслине собирались извиниться? – Голос Ольги Михайловны звучал чуть мягче.

Если бы на месте Родиона был другой человек(как сказал некогда этот увалень Пьер Безухов: «Если бы я был не я, а другойчеловек, лучше, умнее, красивее!» – или что-то в этом роде), он бы, конечно,откровенно признался: «Потому что хотел вас увидеть. Потому что думал о вас всеэто время. Совесть меня грызла, конечно, но дело не только в совести…» И этобыла бы правда. Но он счел такой ответ дурацким и пробормотал иной – тожевполне правдивый, но более толковый:

– У меня к вам деловой разговор. Мне нужнаконсультация насчет бешенства.

Она какое-то мгновение смотрела на Родиона немигая, потом два раза растерянно хлопнула ресницами. И в это мгновение онпонял, совершенно точно, безошибочно понял, что она ждала совсем другого ответа– того, первого, дурацкого! Но не дождалась и теперь снова рассердилась – вондаже ноздри раздулись. Может, вспомнила, что Мыльников явился арестовывать ееименно в тот момент, когда какой-то злополучный студент не мог объяснить, какназывается болезнь, вызванная укусом бешеной собаки. Плел что-то про гидрофобию– а дальше ни тпру ни ну.

– А зачем вам это? – холодно спросилаОльга Михайловна. – Разве Галина Викторовна не сказала вам, что Нике всепрививки были сделаны? Не предупредила – ну, так, по-соседски?

– Я не насчет Ники. – Родион оценил злуюнасмешку, но отвечал спокойно, решив теперь ту, вторую правду резать допобедного конца. – Я хотел точно узнать, узнать в подробностях, можно лиспециально заразить человека бешенством.

– Что? – спросила она испуганно иосеклась, потому что в дверь заглянуло странное приземистое существо взамызганном халате и со шваброй в руках. Существо было женского пола, чтоопределялось прежде всего нелепым сооружением на голове. С каким-тоотстраненным изумлением Родион констатировал, что это высоко начесанный парик –очень красивого рыже-каштанового цвета, однако явно маловатый его носительнице,из-за чего на ее висках и на шее торчали в стороны неопрятные седоватые пряди.

– Ольга Михайловна! – громко вскрикнулосущество. – Там кошку привезли на стерилизацию. Сделаете?

– У меня же прием! Валерий-то Александровичгде?

– Да там хозяйка просит, чтобы именно высделали, – пожала плечами санитарка в парике.

– Именно я?

Ольга Михайловна задумчиво посмотрела напериодически дергающегося у порога Родиона. И вдруг лицо ее приняло мстительноевыражение.

– Хорошо, я сделаю операцию. А вы… если хотитеменя о чем-то спросить – ждите. Понятно? Не меньше часа ждать придется! –злорадно уточнила Ольга Михайловна. – Не нравится? Тогда уезжайте. Вместес Никой. На «Жигулях»!

– Я отправлю Нику с хозяевами, а сам подождувас, – ответил Родион.