Оксана уже было скривилась, явно намереваясь напомнить, что не с опытом Светы советы раздавать… Однако тут, кажется, впервые за эти посиделки, Леся рискнула в беседу вступить… Не смогла удержаться, упомянутая фамилия подтолкнула.

— А при чем тут хозяева фабрики? — так, будто просто удивлена, неуверенно спросила.

Честно говоря, она, когда узнавала, так про репутацию Коли, на которого тут и намекали, как на единственно свободного, похоже, столько выяснила… Не то чтобы бабник, но уж точно не приверженец долгих отношений. И от этого ей тоже было дискомфортно внутри. А тут так странно все как-то обсуждали.

После этого вопроса все так на нее уставились, словно Леся прописных истин не знала.

— А, ты ж не местная, Лерочка, не в курсе, — вмешалась Тамара Семеновна. — У нас-то эту легенду все знают. Да и не легенда, почитай, чистая правда же уже которое поколение, — начальница медленно свой кофе отпила.

Но Леся что-то ничего не поняла.

— Какую легенду? Что — правда? — не скрывая своего недоумения, уточнила.

— Ну так то, что, когда Гончаренко встречает свою, ту самую, одну-единственную, — все, — Тамара Семеновна даже пальцами прищелкнула, как подчеркивая. — С первого взгляда влюбляется в нее до смерти, считай. Все, что раньше было, по ветру пускает. Каким бы бабником ни был до того или замкнутым отшельником, вообще не важно, все меняет. И кроме своей женщины уже ничего не видит. Да что далеко ходить?! Вон Станислав Гончаренко женился недавно, хотя все уже крест поставили. Думали, до смерти холостяком будет ходить, он же света белого за работой не видел, холдинг этот ему всю жизнь заменял. Ан нет, как свою встретил, и месяца не прошло, окольцевал и от себя на шаг не отпускает… Не могут они по-другому, деточка. Для них это непреодолимо. Они детей своих не так любят, как жен, хотя никто и никогда не назовет Гончаренко плохими отцами, и близко нет. Но, что есть — то есть, — Тамара Семеновна покачала головой, как сама себя подтверждая. — И разводов у них в семьях в помине не было и нет.

Когда начальница замолчала, на несколько мгновений в кабинете тишина повисла. Леся с удивлением посмотрела на коллег, замечая, что все будто задумались, замечтались, на себя эти слова примеряя.

А она… В душе что-то вздрогнуло, заставив вспомнить все те слова и поступки Коли, которые она не понимала, и которые Лесю откровенно настораживали за недолгое время знакомства. Черт… Мороз по коже!

А еще любопытство взыграло в душе, недоверие и нечто, над чем думать не очень хотелось. Начало прям разъедать изнутри нетерпеливым желанием выяснить все и немедленно! Совершенно несвойственное Лесе устремление какое-то. Но она сопротивляться тому не сумела.

И, надеясь, что не показала всего этого, натянула на лицо недоверчивую гримасу.

— Вы меня простите, Тамара Семеновна, да только не верится как-то. Не бывает так, — заметила она, внутренне аж замерев от желания узнать больше, понять и разобраться. — Да и про легенду вы сказали, а я вообще не поняла…

Но начальница, кажется, не рассердилась и не расстроилась из-за ее недоверия. Да и остальные улыбнулись больше. Переглянулись, словно ей прописную истину, как ребенку, объяснить нужно.

— Оно и понятно, Лерочка, что с твоим опытом в нормальных мужиков поверить сложно, — начальница улыбнулась ей, будто добрая бабушка. — Тут самой иногда верится с трудом, когда помытаришься. Но оно ж у меня перед глазами всю жизнь. Бабка моя из того же села, что и Гончаренко, я еще деда их знала. И все ж мы видели… Не врет легенда, чего уж тут, — развела руками Тамара Семеновна.

— Да что за легенда-то? — не поняла пока Леся.

— А, да, — будто поняв, что сама себя путает, засмеялась начальница.

Остальные, хоть и знали, о чем речь, видно, и не пытались за работу браться. Наоборот, явно не прочь были еще раз послушать. Светлана кофеварку по-новой заправила, наверняка зная, что успеет еще чашку выпить.

— Так вот, было это еще в конце позапрошлого века, до революции, точно, — начала рассказывать ей Тамара Семеновна, словно важным считала в местной истине убедить. — Городку-то нашему больше девятисот лет, вон праздновать в этом году будем, ну и села рядом были те же, — не без гордости добавила. — И нашему селу, в котором и Гончаренко жили, да и сейчас, можно сказать, имеют дома, больше трехсот лет по архивам. Так вот многие семьи тут так и остались с тех времен, рассказывают своим, как оно раньше было. Был, значит, в семье Гончаренко тогда сын, Тарас — один парень, потом дочка родилась, да перерыв большой, долго что-то не могла после первенца мать его забеременеть. Оно ж тогда не было всех этих центров, да и кто в селе лечился-то? Бог дал или не дал, по его ведению, так и жили, — будто объясняя уклад прошлого, пояснила. — И, понятное дело, что родители своего первенца любили сильно, души не чаяли, баловали. Но и не сказать, что не воспитывали. Вроде, по слухам, неплохой человек был Тарас, только привык к вниманию и обожанию. Да и семья зажиточная. Я-то не знаю, не застала, — подмигнула Тамара Семеновна, улыбаясь широко, — но, говорят, ох, какой красавец к тому же был. Первый хлопец на селе, все девки за ним бегали… Ну и он привыкший, к такому, все никак жениться не мог, на одной остановиться… — начальница покачала головой. — Не выбиралось ему из многообразия. Но при этом и не обижал никого вроде, хоть и не знаю, как так можно-то, но девки из-за него сами ссорились, чуть не дрались, а парню все прощали. Пока не переехала в село семья одна. Муж умер зимой, а вдова с дочкой Соломией вернулась в родную деревню… В общем, Тарас этот, как дочку ту увидел, на других перестал внимание обращать, впервые за женитьбу речь завел. Сватов засылать решил, хоть и бедная, приданого никакого, а его ничего не волновало. Ну а родители сыну не отказывали. Только вот была в селе одна девица, которая все надеялась, что на ней Тарас женится. А может, и обещал тот ей, сейчас точно не выяснить. Кого-то выбирать все равно нужно же было. И смириться с тем, что тот чужачку полюбил, девка эта никак не желала. Она его и прокляла из обиды, чтоб раз ей не достался, то и никому другому…



Тут, наверное, у Леси, до того даже с интересом слушавшей, такое выражение лица стало, что Тамара Семеновна руки развела, как бы оправдываясь.

— Не смотри так, Лерочка, это ты городская, да и из столицы, университет лучший окончила, ясно, что и не верится тебе. А у нас тут бабы знаешь, какие попадаются? Ууу… — заметив это, добавила начальница, кажется, даже гордящаяся данным фактом. — Поживешь, разберешься, поймешь, что истина же. Чистые ведьмы! Да и гора та, что за церковью деревянной… Видела?

Лера кивнула, но решила промолчать.

— Вот ее испокон веков ведьминой считают. У кого хочешь тут спроси, расскажут, — подмигнула начальница. — В общем, к нашей истории возвращаясь, как бы там ни было, начал Тарас этот чахнуть. Буквально на глазах слег. Родителям горе, да и девица та, что он жениться хотел, извелась вся. Говорят, полюбила его так, что света белого не видела. Она и уговорила мать Тараса в то село, где сама выросла, с ней поехать, к знахарке какой-то. Хотя, поговаривают, что и сама что-то да умела. Потому и поняла, что наговор на любимом. Поехали они со свекрухой, которая пока той и не стала. Та ради сына на многое готова была, хотя дочери лет пять уже было, но первенец, ну и сын-то один в семье. А знахарка та и говорит: «Верно подозреваешь, прокляли сына твоего. Черная злоба и обида. И так напутано тут, на гневе сделано, на зависти, что не могу просто снять, оно все равно откатом по кому-то из младших у вас в роду ударит»… А младших-то у них — одна дочка пяти лет от роду. И как матери выбирать? Ясно, что рыдать начала и умолять… Да только правила и законы свои во всем есть, — вздохнула Тамара Семеновна, словно сочувствуя женщине, которой и не знала никогда. — Тут вмешалась та девушка, Соломия, значит. Сказала, что она готова на себя взять, разделить это с любимым, а вдвоем как-то да справятся. Знахарка согласилась, хоть и предупредила, что проклятие сильное, по роду передаваться будет долго, уже на детей Соломии. И не в ее силах снять то целиком, только чуть изменить или ослабить может. Но тут и Соломия сказала, что все, что в ее силах сделать, приложит… Да и детей-то еще не было, а Тарас помирал, вот и перевесил страх за любимого иное предупреждение. В общем, вернулась та знахарка с ними, к Тарасу, который уже и не вставал, не мог. Вдвоем выливали и выкатывали, и свечи с наговорами ставили. Не знаю, сама понимаешь, они чужих в то, что именно делали, не посвящали, это все уже домыслы сельских кумушек. Да только через три дня встал Тарас, как ни в чем не бывало. А ту, которая прокляла, перекосило, видно, вернулось к ней зло, что пожелала. Тарас женился на Соломии, в жене души не чаял, ни на кого больше и не посмотрел никогда, а детей у них было четыре сына. И вот, когда они выросли, в селе и заприметили, что однолюбы. И коли встретят свою, в любом возрасте, то все, почитай, крест можно ставить. Из кожи вон вылезут, но любимую добьются и с ней всю жизнь проживут, причем так, что на каждый вдох ее молиться будут. И с внуками так стало, и с правнуками… Почти всегда одни мальчишки и рождаются. До сих времен. Вот наши девчонки и горюют, что на всех таких, как Гончаренко, не хватает. Один нынче свободный остался, Николай наш, — как завершая рассказ, улыбнулась Тамара Семеновна, обведя взглядом притихших и даже немного пригорюнившихся подчиненных.