Кстати, с Димой Мельником постоянно происходили дикиеистории, связанные с тем, что парень совершенно не хотел учить иностранныеязыки. Вообще говоря, он тяготел к математике, мечтал досконально овладетькомпьютером, но папа, директор крупного завода, категорично заявил:

– Я ни одним языком не владею, мне это страшно мешает,поэтому ты изучишь английский и немецкий.

Некоторые родители обладают потрясающей логикой. Отсутствиезнаний иностранных языков мешало папе, а бороться с не правильными глаголами ипролезать сквозь колючие дебри грамматики должен был несчастный Дима. Папенькахотел изжить таким образом свои комплексы.

Бедный парень мучился ужасно, ни немецкий, которыйпреподавала ему я, ни английский, который пыталась вбить ему Юдифь Соломоновна,не лезли бедняге в голову. Потом отец отправил юношу в Лондон на месяц, таксказать, для полировки знаний.

Честно говоря, Димин английский находился в таком состоянии,что шлифовать было совсем нечего, но ведь не заявлять же об этом суровому папе?Тридцать дней несчастный Дима Мельник бродил по Лондону в полной тоске, вокругговорили только по-английски, мясо ему давали с вареньем, в ванной вместонормального смесителя из стены торчали два крана, и приходилось, заткнувраковину пробкой, полоскаться в грязной воде…

Нет, в Великобритании Диме решительно не понравилось, и ониспытал бурный приступ радости, собираясь на посадку в самолет, который долженбыл доставить его в Москву.

В аэропорту Диме в голову пришла славная идея: следуетобмотать сумку скотчем, чтобы никто не влез в нее и не спер купленные подарки.

Парень огляделся по сторонам, увидел служащего, подошел к немуи сказал:

– Скотч. Ай вонт скотч.

Мужчина в форме улыбнулся и привел Диму в.., ресторан. А выкуда бы отправили парня, который на плохом английском твердил фразу: «Я хочускотч».

Между прочим, на языке Шекспира «скотч» означает виски.

Увидав барную стойку, Мельник возмутился и потребовал:

– Ай вонт скотч!

Бармен мигом вытащил бутылку «Белой лошади».

– Ноу, – покачал головой Дима, – скотч. Бармен решил, чтопарню не подходит сорт, и достал более дорогой «Блэклэбел».

– Ноу, – завопил Мельник, теряя самообладание. Знания языкакатастрофически не хватало для полноценного диалога, но Дима все же решилобъяснить ситуацию:

– Ай рашен! Ай вонт…

Бармен радостно закивал, он понял, что турист из России.Дима расслабился, и тут перед ним возникла бутылка водки «Смирнофф», а парень стой стороны стойки с идиотской улыбкой сказал:

– Йес! Рашен скотч!

Чтобы Диме было более понятно, бармен заговорил наискаженном английском. И потом, все же знают, что русские пьют лишь водку, апро виски, коньяк, шампанское и хорошее вино никогда не слышали. НесчастныйМельник заскрипел зубами, поднял сумку, потряс ею перед барменом и заявил:

– Ай рашен, ай вонт скотч! Тут бармен засмеялся:

– Bay! Йес!

Дима обрадовался, его поняли!

Через секунду около него появилась хорошенькая официантка ипотянула за рукав:

– Камин, сэр!

Мельник пошел за девушкой, все больше радуясь: его уводят изресторана, значит, он хоть как-то может объясниться с англичанами. На всякийслучай он потряс сумкой перед носом у провожатой и сообщил:

– Скотч! Ай вонт скотч! Ай рашен.

– Йес, йес, – закивала девица, уволакивая Диму в залбеспошлинной торговли, – скотч! Йес, скотч!

Через пять минут девчонка втащила Мельника в отдел,торгующий спиртным, и ткнула пальцем в пятилитровую бутыль виски. И бармен, иона решили, что парень хочет прихватить домой, в Россию, спиртное.

Дима затопал ногами и стал требовать:

– Скотч, скотч, скотч!

Продавцы начали притаскивать разнообразные бутылки. УМельника чуть не случился приступ истерики, но тут около него оказаласьсимпатичная девчушка лет пятнадцати с красным рюкзачком за спиной.

– Что тебе надо? – на чистейшем русском языкепоинтересовалась она.

– Скотч, – чуть не зарыдал Дима, – сумку обмотать. Где еготут можно купить? Ну англичане тупорылые, ни фига не понимают. Ясно же говорю –скотч! Так нет, волокут выпивку!

– Это не англичане такие, а ты кретин, – скривилась девочка,– скотч здесь называется «tape». Иди на оформление багажа, бесплатно сумкизамотают.

Улица Академика Боренко – извилистая, узкая – бежала вгорку, а нужный мне дом, новый блочный красавец, стоял на самом верху. Зданиевыглядело внушительно, жильцы, похоже, были озабочены собственнойбезопасностью, потому что двор окружали высокий глухой забор и крепко-накрепкозапертые ворота с калиткой. Я поискала домофон, но никаких кнопочек на железнойпанели не нашлось. Внезапно калитка открылась, и появилась женщина с коляской, яобрадовалась и шмыгнула внутрь.

Нужная дверь была железной, прикрытой дорогой деревяннойпанелью. Недолго думая, я ткнула пальцем в звонок.

– Кто там? – спросил нежный голосок.

– Любовь Кирилловну можно?

Загремел замок, и появилась девушка лет шестнадцати вкрохотных шортиках и обтягивающей маечке.

– Вы кто? – тихо вымолвила она.

– Мне нужна Любовь Кирилловна. Юное создание попятилось.

– Она умерла!

У меня тревожно сжалось сердце.

– Как? Давно?

– Ну, примерно два месяца назад, сорок дней недавноотмечали.

– Что с ней приключилось? – не успокаивалась я. Девочканачала кашлять. У нее явно был сильный бронхит. Наконец, слегка отдышавшись,она ответила:

– У тети Любы была сильная астма.

– Кто там, Алина? – раздался голос из глубины квартиры.

– К Любовь Кирилловне пришли, – попыталась крикнуть в ответдевочка и снова зашлась в кашле.

Ее лицо побледнело, на лбу выступили капли пота, инесчастной пришлось уцепиться за косяк, чтобы не упасть.

– Ну и скрутило вас, – покачала я головой. Алина, еле-елеотдышавшись, сказала:

– Прямо беда, простудилась и никак в себя не приду.