Я продолжал, стараясь говорить монотонно:

– Мама, Кристи Боумен, была моделью. Возможно, ты помнишь, что она умерла от передозировки, порезав лицо о разбитое зеркало, с которого нюхала кокаин в собственном доме.

Я не упомянул, что мертвой ее обнаружил я. Не стал упоминать о луже крови. Я просто опустил все это. Теперь настала очередь Шарлотты смотреть на меня так, словно я свалился с неба.

Я уже проходил через это.

– У меня есть старший сводный брат. Тейт. Плод папиной интрижки восьмидесятых. Он под каким-то дерьмовым предлогом забрал меня у отца, а папа слишком слаб, чтобы бороться за опеку.

– Правда? – ее глаза были очень большими и очень зелеными, и мне хотелось нырнуть в них и бежать, как по сельскому лугу.

Посмотрев вниз, я кивнул и приподнял задницу с ладоней.

– По крайней мере, твоя сестра взяла за тебя ответственность, раз у вас нет родителей, – не то чтобы у нас олимпиада за звание жертвы, но в некотором роде так оно и есть, учитывая, что если кому-то из нас будет предоставлено право умереть сегодня вечером, то это должен быть я. – У меня есть родитель, но мой брат его ко мне не подпускает. Думаю, из-за того, что отца не было рядом с Тейтом, когда он рос. Он сильно разозлился из-за этого и теперь наказывает его через меня.

– Похоже, он тот еще тип.

Я снова сел, вытер грязь с крыши о толстовку и кивнул, понимая, что, вероятно, выгляжу слишком нервным, но никто, кроме, может быть, папы, никогда не говорил ничего плохого о Тейте, а это была Шарлотта Ричардс, и она только что назвала моего брата тем еще типом.

– Тейт – демон. Я мог бы жить с папой, перейти на домашнее обучение, ездить в книжные туры по всему миру. Я хочу стать писателем, как он. Но нет, мне приходится ходить в эту кошмарную школу и возвращаться домой ни с чем, потому что Тейт работает по восемьдесят часов в неделю.

– Ты сказал: «хочу», – она прикусила нижнюю губу. – А не «хотел бы. В настоящем времени.

– И что?

– Держу пари, твой отец будет очень расстроен, когда поймет, что ты покончил с собой.

– Не пытайся меня отговорить, – предупредил я.

– Почему?

– Потому что я все равно это сделаю.

Последовала пауза, затем Шарлотта сказала:

– Готова поспорить, во время полета ты успеешь пожалеть.

Я повернул голову в ее сторону.

– Что?

Шарлотта Ричардс, моя любовь в восьмом классе, отговаривала меня от суицида. Я даже не хотел это осмысливать.

– Когда твое тело покинет крышу, ты поймешь, какую глупую ошибку ты совершил. Не говоря уже о том, что я не думаю, что мы не все продумали. Здесь не так уж и высоко. Можно сломать позвоночник и провести остаток своей жизни в инвалидном кресле, пуская слюни на грудь. Тебе есть что терять.

– Ты под кайфом?

Но я испытал удивительное и ужасающее искушение. Больше всего на свете я не хотел, чтобы она видела, как я это делаю. Не знаю даже. А если я обосрусь? Если моя голова разлетится на куски? Я не хотел, чтобы она запомнила меня таким.

Действительно. Это погубит шансы на твои посмертные отношения с ней.

– У тебя есть семья, которая любит тебя. Богатый, знаменитый отец и мечта, к которой стоит стремиться. У нас разные обстоятельства. Тебе есть ради чего жить.

– Но Тейт…

– Он не может вечно держать тебя вдали от твоего отца, – она покачала головой. – Кстати, я Шарлотта, – она протянула мне руку. Я ее не взял. Ее присутствие было ощутимым, и она сбивала меня с толку. Затем Шарлотта сказала то, что еще сильнее застало меня врасплох: – По-моему, мы из одного класса.

– Ты замечала меня?

И награда за звание самого жалкого ублюдка достается… мне.

– Да. Я видела, как ты во время ланча запоем читаешь электронную книгу, как какое-то животное у водопоя, – она достала книгу в мягкой обложке из заднего кармана юбки. В темноте я не мог ее разглядеть, но Шарлотта шлепнула меня этой книгой по бедру. – Думаю, эта тебе понравится. Она о печали, безумии и неудовлетворенности. Она о нас.

Глава третья

= Шарлотта =

Я тоже знала его имя. Келлан Маркетти. Он был сыном новоиспеченной литературной звезды Америки. Первым делом, попав в Сент-Пол, я погуглила Келлана. Проблема заключалась в том, что Келлан был непопулярен. Принципиально и намеренно. Что странно, потому что, судя по его внешности – высокий, долговязый, симпатичный, спортивный – и громкой фамилии, он должен был иметь хорошее положение в обществе. Но решил стать одиночкой. В школе он одевался как гот. Весь в черном, повсюду английские булавки, подводка для глаз, леопардовые нашивки и накрашенные ногти. Однажды он появился в Сент-Поле в сетчатых перчатках. Он шел, сгорбив спину, как Атлас, который нес на плечах тяжесть мира. За обедом Келлан подбирал окурки и делал вид, что курит их, а Сэнди Хорнбилл однажды застукала, как он облизывает лягушку на уроке биологии. Ладно, последнее вроде как слух. Суть в том, что Келлан не был фриком. Он хотел им быть.

Я не знала, почему так расстроилась от мысли, что он спрыгнет с крыши, ведь тоже собиралась это сделать. Но почему-то в отношении Келлана это казалось невосполнимой утратой. У него были растрепанные, отросшие каштановые волосы и глаза цвета грозы. Чем больше я смотрела на него, тем больше понимала, что он выглядит как идеальный парень из бойз-бэнда.

– Не прыгай, – повторила я, сжимая его пальцы вокруг своей книги. Они были ледяными, и мне стало интересно, сколько он тут просидел, готовясь к смерти.

– Немного лицемерно с твоей стороны, учитывая обстоятельства.

– У меня другая ситуация.

– Вот именно. У тебя есть надежда.

– У меня нет ни родителей, ни денег, ни перспектив. Надежда – это точно не про меня.

– Всего лишь сестра, которая согласилась пожертвовать своей жизнью ради тебя, – сказал он. Я отшатнулась, его комментарий задел меня сильнее, чем Келлан мог себе представить. – А теперь ты хочешь оставить ее на произвол судьбы. Очень мило, Лотти.

Я сдержала дрожь от этого прозвища и бросила на него раздраженный взгляд. Келлан говорил суровую правду, но делал это деликатно. Как будто действительно заботился обо мне.

– У нас похожая ситуация, – отметила я. – С братьями и сестрами. Если я не прыгну, то и ты не должен. Они любят нас.

Уже когда слова сорвались с языка, я осознала их истину. Лия любила меня. Даже если сейчас она меня ненавидела, то все равно заботится обо мне. Вот почему она пошла на такую жертву. Вот почему бросила школу. От осознания сердце переполнилось теплом.

Келлан покачал головой.

– Мой брат меня не любит.

– Сделай одолжение, я не прошу выкинуть из головы идею суицида. Просто подумай об этом сегодня вечером. Ты еще даже не прочитал «В дороге». Какая страшная смерть.

Он выпил еще пива.

– Ага, нет.

– Инвалидное кресло, – напомнила я ему.

– Это чертово здание высотой в шесть этажей.

– Люди прыгают с такой высоты с яхт и камнем падают в воду. Ты можешь просто переломать себе все кости. Если такое случится, ты этого не переживешь.

Келлан уставился на меня.

– Ты беспощадна.

– Знаю! – бодро сказала я.

Он улыбнулся. Улыбнулся по-настоящему. Это не была улыбка до ушей, в ней не было счастья, но уже хоть что-то.

– Отлично, давай посмотрим, из-за чего такая шумиха, – Келлан взял книгу и покосился на обложку.

Мне хотелось рассмеяться, но я этого не сделала. Слишком просто все складывалось, но, похоже, в происходящем был смысл. Утешает, когда кто-то еще тоже переживает дерьмовые времена, утешает. Даже дьяволу нужен друг.

– Откуда мне знать, что ты выполнишь свою часть сделки? Вдруг ты исполнишь свою задумку, как только я уйду.

– Такое возможно, – согласился Келлан. – Но не стану. Я дал тебе слово. Я не лживый придурок – у меня депрессия.

– Тогда что?

Он пожал плечами.

– Ты меня отговорила, тебе и решать.

У него заблестели глаза, и на миг я подумала, что Келлан по-настоящему счастлив.

Я щелкнула пальцами.

– Давай заключим договор. Я читала об этом в книге.

– «Долгое падение», – Келлан кивнул, с улыбкой закатив свои глаза цвета лондонской зимы. Ник Хорнби – тот парень, что снова возвеличил в Британии современную литературу и закрепил крутость футбола среди представителей среднего класса. И с чего я удивилась, что