с ней встречаться или даже пересекаться завтра утром. В этом прелесть ухода из жизни – не нужно никого уведомлять.

Поколебавшись, я предложил ей «Бад Лайт». Шарлотта чуть ослабила хватку и сделала маленький глоток.

– Боже, – она на секунду высунула язык и вернула мне банку, сморщив нос. – На вкус как подошва.

Я допил пиво, непонятно с чего испытывая чувство превосходства.

– Тогда советую перестать облизывать ноги.

– И, по-видимому, пить пиво.

– Привыкнешь. Никому не нравится вкус алкоголя. Только состояние, до которого он тебя доводит.

Она приподняла бровь.

– Ты часто напиваешься?

Единственным источником падающего на нас света были огни близлежащих зданий. Чертова Шарлотта Ричардс, дамы и господа. Так близко. Такая красивая, что я бы улыбнулся, если бы еще мог чувствовать что-то, кроме оцепенения.

– Довольно часто.

Перевод: гораздо чаще, чем мне, черт возьми, стоило бы в моем возрасте.

– Родители в курсе?

Я пригвоздил ее фирменным «какого хрена» взглядом. Обычно я не чувствовал себя так легко с людьми, не говоря уже о тех из них, у кого были сиськи, но пиво подействовало расслабляюще. К тому же, в моих мыслях мы с Шарлоттой часто общались.

Я приподнял бровь.

– А твои знают, что сегодня ты набухаешься?

– Мои родители мертвы.

Слова прозвучали ровно. Монотонно. Будто она повторяла их уже столько раз, что они перестали иметь значение. Но на мгновение Шарлотта лишила меня дара речи.

Соболезнования казались слишком ничтожными. Я не знал ни одного ровесника, потерявшего обоих родителей. Одного родителя – пожалуйста. Бывает. Моя мать покоилась в двух метрах под землей. А потерять двух родителей – это уже какое-то дерьмо в духе Оливера Твиста. Трагедия Шарлотты Ричардс только что переплюнула мою.

– Ой.

Серьезно, Келлан?

Из всех доступных тебе гребаных слов ты выбрал именно это? Ой?

– Как? – добавил я, хотя эта реплика не вернула мне право пользоваться английским языком.

Она покачала ногой, оглядываясь по сторонам.

– В нашем доме случился пожар. Все сгорело дотла.

– Когда?

Когда? Почему я спросил об этом? Говорю, как страховой инспектор.

– Как раз перед Рождеством.

Я напряг память и припомнил, что ее не было в школе до и после Рождества. Конечно, бьюсь об заклад, ребята говорили об этом, но, учитывая то, что по популярности я немного уступал одинокому использованному тампону в женском туалете, мне не грозила опасность стать объектом сплетен. По правде говоря, я стал настолько невидимым, что люди порой случайно в меня врезались.

– Извини, – пробормотал я, чувствуя себя глупо. Из-за этого я даже немного обиделся на нее. Сегодня вечером я не должен был чувствовать себя глупо. – Даже не знаю, что еще сказать.

– Извинений вполне достаточно. Меня бесит, когда люди слышат об этом и говорят, как мне повезло, что я выжила. Ура, вот свезло, осиротела в тринадцать лет. Открывайте шампанское.

Я издал хлопающий звук, отпил из воображаемой бутылки, а затем схватился за шею, сделав вид, что подавился.

Шарлотта устало улыбнулась.

– Я могла бы уехать на север штата, к своему дяде, но Сент-Пол – слишком хорошая возможность, чтобы ее упускать, – она взяла пиво из моей руки, и наши пальцы соприкоснулись. Шарлотта сделала еще глоток и вернула мне банку. – Итак, почему ты здесь?

– А ты здесь почему?

Она подмигнула.

– Дамы вперед.

У Шарлотты Ричардс было чувство юмора. Черт, вблизи она тоже была классной.

– Искал, где поразмышлять.

– Хэштег «ложь», – она издала невеселый смешок. – Я видела, как ты перегнулся через край. Ты здесь по той же причине, что и я.

– По какой это?

– Чтобы покончить со всем этим, – драматично заявила она, хлопнув себя тыльной стороной ладони по лбу.

Она потеряла равновесие и покачнулась вперед. Я вытянул руку, чтобы не дать ей упасть. Она вцепилась в мою ладонь с визгом, выдавшим ее нежелание покончить с жизнью. Я же… я в данный момент обхватывал ее за грудь.

ПОВТОРЯЮ: Я ВРОДЕ КАК ОБХВАТЫВАЛ ГРУДЬ ШАРЛОТТЫ РИЧАРДС.

Я дернулся было назад, но она схватила меня за руку, впившись в кожу, и это было неловко, и с вероятностью девяносто девять процентов у меня встал, и, Господи Иисусе, почему я не спрыгнул несколько минут назад, пока моя гордость еще была цела?

Ее сердце билось под моей ладонью. Шарлотта ослабила хватку, и я отстранился, снова устремив взгляд на Гудзон и сжав челюсть до боли.

– Умереть, значит, хочешь, – пробормотал я. Секунду назад она чуть не обделалась. – Круто. Это не твоя вина. Чисто статистически теперь меньше вероятность, что ты захочешь покончить с собой.

В этом я разбирался как никто другой. У меня был какой-то пунктик на самоубийствах, я с усердием отличника изучал их дома. Что было иронично, поскольку обычную домашку я никогда не делал.

Например, я знал, что люди чаще кончают с собой в возрасте от сорока пяти до пятидесяти четырех лет. Я знал, что самый распространенный способ самоубийства при помощи огнестрельного оружия (пятьдесят процентов), и мужчины с большей вероятностью в этом преуспевали.

Самое главное, я знал, что симпатичная, умная Шарлотта на самом деле не хотела покончить с собой. Это решение пришло к ней в моменте, а не крепло несколько лет.

Я посмотрел вниз на ждущую меня смерть, затем снова вверх. Я пришел умирать сюда, потому что хотел, чтобы все в школе это увидели. Хотел оставить на их душах шрам, подобный тем, что они оставили на моей, запечатлеть внутри них уродливую вмятину, которую нельзя было бы замаскировать.

По иронии судьбы, это относилось ко всем, кроме самой Шарлотты.

По сути, она не была добра ко мне, но улыбалась, когда мы проходили мимо друг друга, и однажды подняла ручку, которую я уронил. Ее любезность была жестокой. Она давала мне ложную надежду, а это было опасно.

Глядя поверх балок, Шарлотта засунула руки под бедра.

– Я серьезно к этому отношусь. Просто… не знаю… Хочу умереть на своих условиях, наверное? Мне невыносимо жить без родителей. А еще у меня есть сестра. Лия. Она работает в полную смену в магазинчике, чтобы мы не потеряли жилье, и бросила колледж, чтобы растить меня. Она даже не заметила, что сегодня у меня день рождения.

– С днем рождения, – пробормотал я.

– Спасибо, – она медленно двинулась вперед по наклонной черепице, словно прощупывая почву, и отклонилась обратно. – Вот бы у меня обнаружили рак. Или другую серьезную болячку. Слабоумие, инсульт, органную недостаточность. Если я проиграла в одной из этих битв, то я храбрая. Но я борюсь с собственным разумом. И если проиграю, то меня просто назовут слабой.

– Хорошо, что, когда мы умираем, не имеет значения, что думают другие.

– Когда ты понял, что хочешь… – она провела большим пальцем поперек шеи, а потом склонила голову набок, прикинувшись мертвой.

– Когда осознал, что предпочитаю, когда мои глаза закрыты.

– В смысле?..

– Когда я сплю, мне снятся сны. Когда я просыпаюсь, начинается кошмар.

– Что за кошмар?

Пока я собирался с ответом, она закатила глаза, достала что-то из кармана и кинула в мою сторону. Я поймал. Это был пенни.

– Пенни за твои мысли, – предложила она.

– Пятьдесят баксов было бы выгоднее.

– Смысл жизни не в деньгах.

– Дядя Сэм[3] бы с этим не согласился. Добро пожаловать в Америку, детка.

Она рассмеялась.

– Я на мели.

– Ходят такие слухи, – подтвердил я.

Я просто хотел, чтобы она возненавидела меня, как и все остальные в школе, чтобы перестала смотреть так, будто меня можно вылечить.

– Неважно. Не меняй тему. Почему ты хочешь прыгнуть?

Я решил пропустить тот список причин моего присутствия здесь, за которые был ответственен социум – травля, одиночество, драки, – и сосредоточиться на тех, что привели меня на эту крышу сегодня вечером.

– Я понимаю, каково это – чувствовать себя сиротой, расти в хреновых семейных обстоятельствах с частью разрушенного наследия. Мой отец – писатель Терренс Маркетти. Ну, знаешь, автор «Несовершенств».

Она не могла не знать.

Книга вышла в прошлом месяце и уже отправилась в третий тираж. Представьте рожденный в очень темном переулке союз «Страха и ненависти в Лас-Вегасе»[4] с «На игле». «[5] Нью-Йорк таймс» назвала «Несовершенства» самой великой книгой десятилетия еще до ее выхода. В работе три адаптации – кино, телевидение и театральная постановка. Книга переведена на пятьдесят два языка. Рекордсмен по бестселлерам в мягкой обложке в Америке. По городу ходили слухи, что в этом году