– Хочешь вернуться?

Он давно наблюдал за ней. Кассандра грациозно раскинулась натраве; солнце вспыхивало искорками в ее золотых волосах, заставлялопереливаться то розовым, то лиловым воздушную ткань платья. Шелковая шляпкатого же оттенка лежала на траве, а чулки и туфли Кассандры были цвета слоновойкости. Переплетенная нитка крупных жемчужин, лайковые перчатки и лиловыйридикюль с застежкой слоновой кости дополняли ее туалет.

– Да, я хочу вернуться. – Она быстро поднялась, просиявлучезарной улыбкой. – Почему у тебя такой сосредоточенный вид?

Дольф и в самом деле смотрел на нее как-то по-особенномупристально.

– Я наблюдал за тобой.

– Почему?

– Потому что ты неописуемо прекрасна. Если бы мне пришлосьдавать в романе твой портрет, у меня не нашлось бы подходящих слов.

– Ну тогда изобрази меня в виде глупой и уродливой толстухи.

Они оба расхохотались.

– Тебе бы это понравилось?

– Вне всякого сомнения, – шутливо подтвердила она.

– Что ж, по крайней мере никто не догадается, о ком идетречь.

– Ты и в самом деле собираешься вставить меня в роман?

Штерн надолго задумался. Они молча шли по аллее, направляяськ дому, который так любили.

– Когда-нибудь непременно. Но не сейчас.

– Почему?

– Потому что я слишком поглощен своими чувствами. Ничегопутного у меня сейчас не получится. Вполне возможно, – он улыбнулся, глядяна нее сверху вниз, – что я никогда уже не стану нормальным человеком.

Часы между обедом и вечером были для них священны.Влюбленные часто не знали, как распорядиться ими лучше – провести время в постелиили перебраться наверх, в башню из слоновой кости, чтобы поговорить отворчестве. Дольфу казалось, что именно такую женщину он ждал всю жизнь. АКассандра, в свою очередь, обрела в Штерне человека, в котором отчаяннонуждалась. Он без слов понимал малейшие движения ее души, ее чаяния иустремления, ее бунт против кабалы светских условностей. Дольф и Кассандра былибуквально созданы друг для друга. И оба знали, что выбора у их нет.

– Хочешь чаю, дорогой?

В холле Кассандра бросила на столик шляпу и перчатки,достала из ридикюля ониксовый гребень, инкрустированный слоновой костью. Этобыло настоящее произведение искусства, как, впрочем, любая вещь и любаябезделушка, принадлежащая Кассандре.

Кассандра с улыбкой оглянулась на Дольфа:

– Ну, что ты на меня уставился, дурачок? Я спрашиваю, хочешьчаю?

– А? Чаю? Да. То есть нет. Какое это имеет значение? –Он твердо взял ее за руку и потянул за собой. – Быстро идем наверх.

– Кажется, ты хочешь мне прочитать новую главу? –игриво спросила она, озорно улыбаясь.

– Да. Не главу, а целую книгу.

Час спустя он тихо спал рядом с ней, а Кассандра молчанаблюдала за своим возлюбленным. Глаза ее были полны слез. Стараясь не шуметь,она выбралась из кровати. Миг расставания был ей ненавистен. Но ничего неподелаешь – время близилось к шести. Осторожно прикрыв за собой дверь,Кассандра скрылась в просторной ванной, отделанной белым мрамором. Десять минутспустя она вернулась в спальню уже полностью одетая. Глаза ее смотрели тоскливои печально. Словно почувствовав устремленный на него взгляд, Дольф открылглаза.

– Уже уходишь?

Она кивнула, и у обоих мучительно защемило сердце.

– Я тебя люблю.

– Я тоже, – пошептал он, сел на кровати и протянул кней руки. – Увидимся завтра, милая.

Кассандра улыбнулась, поцеловала его еще раз, на порогекомнаты прикоснулась пальцами к губам и торопливо сбежала вниз по ступенькам.

От Шарлоттенбурга до Грюневальда ехать было ненамногодальше, чем из центра. Дорога занимала у Кассандры менее получаса. Если бы онагнала свой синий «форд» побыстрее, то вообще добралась бы за пятнадцать минут.Она уже знала этот маршрут наизусть и ехала самым коротким путем. Молодаяженщина то и дело поглядывала на часы, сердце ее тревожно колотилось.

Сегодня она задержалась позже обычного, но времениоставалось еще вполне достаточно, чтобы переодеться к ужину. Кассандру изряднораздражало то, что она так нервничает. Словно пятнадцатилетняя девчонка,боящаяся прогневить родителей.

Справа показались зеркальные воды Грюневальдского озера, «форд»уже мчался по узким, извилистым улицам Грюневальда. Щебетали птицы, на гладиозера – ни морщинки. Вдоль улицы стояли величественные особняки, защищенные отнескромных взглядов высокими кирпичными стенами, зелеными изгородями, железнымиворотами. В этом респектабельном пригороде царила чинная, благопристойнаятишина. Кассандра знала, что сейчас в каждом из домов хозяйки с помощьюгорничных обряжаются в вечерние платья. Ничего, скоро и она последует ихпримеру.

Кассандра остановила машину у ворот своего дома, хлопнуладверцей, открыла ключом тяжелый медный замок. Раздвинув створки ворот, онаснова села в «форд» и поехала прямо к крыльцу. Ворота потом закроет кто-нибудьиз слуг – у нее уже не остается на это времени. Под колесами автомобиля шуршалгравий. Кассандра привычным взглядом окинула дом – трехэтажное здание серогокамня, выстроенное во французском стиле. Особняк венчала изящная мансарда срезной крышей. Там находились комнаты слуг. Ниже, на третьем этаже, во всехокнах горел свет. Еще ниже, на втором этаже, находились покои самой Кассандры,комнаты для гостей и две маленькие библиотеки – одна выходила окнами в сад,другая на озеро. На этом этаже почти всюду было темно – лишь в одном из оконгорел свет. Зато внизу, на первом этаже, где располагались столовая, салон,большая библиотека и курительная комната (там хранились антикварные книги),сияли все лампы и канделябры. Кассандра недоуменно нахмурилась, а потомвспомнила, в чем дело, и испуганно ахнула:

– Господи, только не это!

Ее сердце заколотилось еще быстрее. Выскочив из машины,молодая женщина взбежала вверх по ступенькам парадного крыльца. Тщательноухоженная лужайка с пышными клумбами, казалось, провожала ее неодобрительнымвзглядом. Как она могла забыть? Что скажет Вальмар? Она никак не могла попастьключом в замочную скважину, а в другой руке держала шляпку и перчатки. Но тутдверь открылась сама. На пороге с непроницаемым лицом стоял Бертольд,дворецкий. Его лысый череп укоризненно мерцал в полумраке, отражая светканделябров, горевших в салоне. Фрак и галстук Бертольда были, как всегда,белее снега, а взгляд ледяных глаз не снисходил до упрека. Дворецкий смотрел насвою хозяйку без всякого выражения. За его спиной переминалась с ноги на ногугорничная в черном форменном платье и белом кружевном фартуке.

– Добрый вечер, Бертольд.