Она подумала над его словами и сказала:

– Нет, этого просто не может быть. Ты преувеличиваешь.

– Не может быть? Посмотри, что происходит вокруг. Я далеконе единственный. Обрати внимание, что книги еврейских писателей больше непечатают, наши статьи не берут в редакциях, на наши звонки не отвечают. Можешьмне верить, Кассандра. Я знаю, о чем говорю.

– Так обратись к другому издателю.

– Куда? В Англию? Во Францию? Но я немец, я хочу, чтобы моикниги печатались в Германии.

– Так печатайся. Не может быть, чтобы все издатели были идиотами.

– Они вовсе не идиоты. Они гораздо умнее, чем мы с тобойдумаем. Им страшно, потому что они видят, к чему идет дело.

Кассандра недоверчиво смотрела на него, потрясеннаяуслышанным. Не может быть, чтобы дела обстояли так ужасно. Дольф просто расстроентем, что издатель не принял его рукопись. Она вздохнула и взяла его за руку.

– Даже если это правда, уверяю тебя, долго такоепродолжаться не может. Как только издатели увидят, что Гитлер не такой ужстрашный, они опомнятся.

– А почему ты думаешь, что он не страшный?

– Он не сможет ничего сделать. Настоящая власть по-прежнемунаходится в руках тех, кто всегда ею владел. Хребет нации – это банки,корпорации, аристократические семейства. Эти круги никогда не клюнут на тучушь, которую несет Гитлер. Низшим классам, возможно, его идеи и кажутсяпривлекательными, но простолюдины ничего не решают.

Дольф угрюмо ответил:

– «Аристократические семейства», как ты их называешь,возможно, и не клюнули, но они сидят и помалкивают. Если так будетпродолжаться, мы все обречены. И потом ты ошибаешься. Люди твоего кругаутратили власть над этой страной. Всем заправляет теперь маленький человек,точнее, целые орды маленьких людей. Каждый из них в одиночку бессилен, но,сплотившись в стаю, они обретают мощь. Маленькие люди устали от твоего «хребтанации», им надоели богатые, знатные, высокородные. Маленький человек слушаетГитлера, затаив дыхание. Фюрер представляется ему новым божеством. И когда всеэти человечки соберутся вместе, страна будет принадлежать им. Тогда несдоброватьмногим – не только евреям, но и твоему сословию тоже.

Кассандре сделалось страшно от его слов. А вдруг Дольф прав?Нет, этого просто не может быть.

Кассандра улыбнулась и положила руки ему на грудь.

– Надеюсь, твои мрачные прогнозы не оправдаются.

Дольф нежно поцеловал ее и, обняв за талию, повел полестнице наверх. Кассандра хотела спросить, что все-таки он собирается делать срукописью нового романа, но решила, что не стоит развивать эту тему. ПустьДольф успокоится, пусть забудет о своих необоснованных опасениях. Невероятно,чтобы для писателя такого масштаба антисемитские предрассудки Гитлера моглииметь хоть какое-то значение. В конце концов, речь идет о самом Дольфе Штерне.

И все же, возвращаясь вечером к себе в Грюневальд, Кассандравновь задумалась о словах Дольфа. Она никак не могла забыть выражения его глаз.До ужина оставался еще целый час, и Кассандра решила не подниматься к детямсразу, а немного побыть у себя. Вдруг все-таки Дольф прав? Что это будетозначать для них обоих? Однако, опустившись в ванну, наполненную горячей водой,молодая женщина решила, что все это несусветная чушь. Книга, несомненно, будетопубликована, Дольф благополучно получит еще одну премию. Все творческие людинемножко сумасшедшие. Она вспомнила некоторые более приятные моменты ихсегодняшнего свидания и заулыбалась. Улыбка все еще блуждала по ее лицу, когдав дверь ванной постучали.

– Войдите, – рассеянно откликнулась Кассандра, думая,что это горничная.

– Кассандра?

Оказалось, что это не Анна, а муж.

– Вальмар, я принимаю ванну.

Дверь была незаперта, и Кассандра подумала, что Вальмарсейчас войдет. Но он остался снаружи, и дальнейший разговор велся через чутьприоткрытую дверь.

– Зайди, пожалуйста, ко мне, когда оденешься, – оченьсерьезным тоном сказал Вальмар, и в сердце Кассандры шевельнулся страх.

Неужели назрел момент тягостного объяснения? Она закрылаглаза и глубоко вздохнула:

– Может быть, войдешь?

– Нет. Просто перед ужином загляни ко мне.

Пожалуй, в его голосе звучал не гнев, а тревога.

– Хорошо, ?? буду у тебя через несколько минут.

– Вот и отлично.

Дверь закрылась, и Кассандра поспешила закончить туалет. Ейпонадобилось всего несколько минут, чтобы наложить косметику и причесаться. Кужину она надела простой пепельно-серый костюм и белую шелковую блузку сгалстуком. Наряд дополняли серые чулки, серые замшевые туфли, а издрагоценностей Кассандра надела двойную нитку черного жемчуга, который оченьлюбила ее мать, и такие же серьги. Серьезно и обеспокоенно оглядев себя взеркале, она осталась удовлетворена – ничего лишнего, в однотонную цветовуюгамму вносили диссонанс лишь темно-синие глаза и золотые волосы. Кассандравышла в коридор, тихо постучала в дверь.

– Входи, – раздался голос Вальмара.

Шурша шелковой юбкой, она переступила порог. Вальмар сидел вудобном кресле коричневой кожи, читая какие-то деловые бумаги.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказал он, откладывая их всторону.

– Спасибо.

Она заглянула ему в глаза, прочла в них искренность и боль.Ей захотелось подойти ближе, успокоить его, утешить. Но сделать эти несколькошагов казалось невозможным – у Кассандры возникло ощущение, что между ней имужем разверзлась бездна. Вальмар как бы не подпускал ее к себе.

– Садись, пожалуйста, – сказал он. – Хочешь шерри?

Она покачала головой. По его глазам Кассандра поняла: он всезнает. Она отвернулась, делая вид, что любуется пламенем в камине. В этойситуации оправдания были бессмысленны. Нужно будет терпеливо выслушать егообвинения, а потом наступит миг, когда придется принимать решение. Какпоступить? От кого из них отказаться? Кассандра любила их обоих, нуждалась и втом, и в другом.

– Кассандра…

Медленно, словно нехотя, она обернулась к нему.

– Да? – выдохнула она едва слышно.

– Я должен тебе кое-что сказать… – Было видно, что словадаются Вальмару с трудом, но оба знали – обратной дороги нет. – Мнемучительно говорить на эту тему. Думаю, тебе это тоже крайне неприятно.

У Кассандры отчаянно колотилось сердце, его стук отдавался вушах, она почти ничего не слышала. Все кончено, ее жизнь загублена.

– И все же я должен поговорить с тобой. Ради тебя, радитвоей безопасности. А может быть, не только твоей, но и нашей.

– Ради моей безопасности? – пролепетала она, глядя нанего с недоумением.