Штерн горделиво осмотрелся по сторонам и просиял счастливойулыбкой, когда увидел, что Кассандра с почтением разглядывает резной потолок встиле рококо.

– Здесь просто чудесно, Дольф.

Она казалась притихшей, и он протянул ей руку.

– Пойдемте, я покажу вам весь дом.

В остальных комнатах было так же красиво, как в мраморномхолле: высокие лепные потолки, наборный паркет, хрустальные канделябры, высокиеузкие окна, откуда открывался вид на цветущий сад. На первом этаже находилисьбольшая гостиная и кабинет. На втором – кухня, столовая и комната для прислуги,где Дольф хранил велосипед и три пары лыж. Еще выше располагались две просторныеспальни, выходившие окнами на парк и замок. В каждой из спален имелсяпрелестный балкон, а в углу одной из них Кассандра заметила винтовую лестницу,которая явно вела в мансарду.

– А что там, наверху? – с любопытством спросила гостья.

Дом и в самом деле был чудо как хорош – Дольф гордился им поправу.

Хозяин лукаво улыбнулся, читая в ее взоре восхищение иодобрение.

– Там находится моя башня из слоновой кости. Место, где япишу.

– А я думала, что вы работаете внизу, в кабинете.

– Нет, там я принимаю близких друзей. Понимаете, гостиная,на мой вкус, слишком уж шикарна – я ее побаиваюсь. А работаю я вон там. –Он показал пальцем в потолок.

– Можно мне посмотреть?

– Конечно. Только не утоните в море бумажек.

Однако наверху царил образцовый порядок. Маленькая комнатаидеальных пропорций имела круговой обзор – окна выходили на четыре стороны. Всестены были заставлены книжными полками, в углу примостился уютный камин.Комната была само очарование, и Кассандра с восхищенным вздохом опустилась вкрасное кожаное кресло.

– Здесь у вас просто чудесно, – мечтательно произнеслаКассандра, глядя на замок.

– Да, именно поэтому я и купил этот дом. Особенно хорошибашня из слоновой кости и панорама.

– Вы правы, хотя остальные комнаты тоже прелестны.

Кассандра расположилась в кресле очень уютно, подогнувноги, – никогда еще Дольф не видел на ее лице такого умиротворения.

– Знаете, Дольф, у меня такое чувство, будто я наконецоказалась у себя дома. Нет, правда, мне кажется, что я ждала этого момента всюжизнь.

Она смотрела прямо ему в лицо, не отводя глаз.

– А может быть, все наоборот, – прошептал он. –Возможно, этот дом дожидался вашего прихода… И я тоже.

Штерн тут же ужаснулся собственной дерзости – он сам незнал, как у него вырвались эти слова. Но в глазах Кассандры не было гнева.

– Извините, я не хотел… – пробормотал он.

– Ничего, Дольф. Все в порядке.

Она протянула ему руку, крупный бриллиант на перстнеослепительно вспыхнул. Дольф нежно взял ее за руку и, стараясь ни о чем недумать, притянул молодую женщину к себе. Целую вечность он смотрел ей в глаза,а потом они слились в поцелуе – под ясным весенним небом, защищенные стенамиего волшебной башни. Кассандра приникла к его губам жадно и страстно. Дольфвспыхнул пламенем, забыл обо всем на свете, и долгий этот миг, казалось,продолжался бесконечно.

– Кассандра… – В его взгляде читались мука и наслаждение.

Она встала и отвернулась, глядя вниз, на аллеи парка.

– Только не нужно говорить, что вы сожалеете ослучившемся, – едва слышно произнесла она. – Я этого не вынесу… – Кассандрапорывисто обернулась, и Дольф увидел, что ее лицо тоже искаженостраданием. – Я так давно этого хотела.

– Но…

Он сам ненавидел себя за нерешительность, однако обязан былпроизнести это вслух – ради нее.

Но молодая женщина жестом велела ему замолчать.

– Не нужно, я и так все понимаю. Кассандре фон Готхард непристало говорить вслух такие вещи, верно? – Ее взгляд сталжестким. – Вы совершенно правы, мне следовало бы вести себя иначе. Но яочень этого хотела. О Господи, вы даже не представляете себе, до какой степени!И поняла я это только сейчас. В жизни не испытывала ничего подобного. До этойминуты я всегда жила по правилам. И что в результате? У меня ничего нет, яничего собой не представляю, мое существование – сплошная пустота. – Еевзор затуманился слезами. – Ты мне нужен для того, чтобы заполнить брешьмоей души. – Кассандра отвернулась и пробормотала: – Прости меня, прости…

Дольф обнял ее сзади за талию.

– Не смей говорить, что ты ничего собой не представляешь.Для меня ты все. Последние месяцы я живу только одним – хочу узнать тебя какможно лучше, хочу быть с тобой, хочу отдать тебе все, чем обладаю, хочуразделить твою жизнь. Единственное, на что я не согласен, – это причинитьтебе зло. Я боюсь, что, затянув тебя в свой мир, загублю тебе жизнь. У меня нетна это права. Я не должен заманивать тебя туда, где ты не можешь бытьсчастлива.

– Не могу быть счастлива? Здесь? – недоверчивопереспросила она. – Неужели ты правда думаешь, что с тобой я могу бытьнесчастлива – хотя бы на миг?

– В том-то и дело, Кассандра. Сколько времени можетпродолжаться наше счастье – час, два, день?

Его лицо омрачилось.

– Этого более чем достаточно. Даже один миг такогоблаженства стоит больше, чем вся моя жизнь. – Ее губы чуть дрогнули, онаопустила голову. – Я люблю тебя, Дольф… Люблю…

Его поцелуй не дал ей договорить, и они медленно сталиспускаться вниз по лестнице. Там, в спальне, Дольф повел Кассандру к постели ибережно снял с нее всю одежду – сначала серое платье тончайшего шелка, затембледно-бежевую комбинацию, кружевное нижнее белье, – и его пальцыкоснулись бархата ее обнаженной кожи. Они провели в кровати долгие часы,невозможно было разобрать, где проходит граница между их телами и их сердцами.

С тех пор прошло ровно четыре месяца. Любовь преобразилаобоих. Глаза Кассандры наполнились жизнью и огнем. Она стала веселой ишаловливой; больше всего она любила, сидя по-турецки на гигантской постели,рассказывать ему потешные истории из своей повседневной жизни.

Изменился и Дольф Штерн. Его перо обрело новый стиль, новуюглубину. В душе писателя забил неиссякаемый источник творческой фантазии. Иему, и ей казалось, что в мире еще не бывало столь поразительной близостиодного человеческого существа другому. Каждый из них привнес в любовь свое: он– честолюбивое стремление к успеху и волю к победе, она – свободолюбие иненависть к золоченым путам.

Они и теперь иногда гуляли в парке, но гораздо реже. Дольфзаметил, что вне пределов его дома Кассандра грустнела, утрачивала веселость.Слишком много вокруг было детей, нянек, влюбленных парочек, а Кассандрапредпочла бы оставаться с ним наедине, вдали от всех. Она не хотела, чтобыокружающее напоминало ей о существовании внешнего мира, в котором у нее иДольфа не было ничего общего.