Красный забор, красный кирпичный старинный храм, явноотносится к памятникам, охраняемым государством, так как не видно ни попов, нибогомольных сварливых бабок. В глубине скромно расположилось добротное зданиестарой постройки, недавно отштукатуренное, но небрежно, на скорую руку икое-как, явно гастарбайтерами из южных республик, никогда не державшими в рукахкисть и мастерок. У подъезда слева тускло поблескивает медью небольшая доска.

Я прочел дважды: «Благотворительный фонд содействияукреплению связей между культурами», всерьез встревожился, все только иговорят, что через такие вот благотворительные фонды отмываются громадныебабки. Не хотелось бы держать ответ перед судом за растраченные деньги, которыхв глаза не видел, в то время как хозяева фонда положат в швейцарский банкочередные пару миллиардов долларов.

Три ступени ведут к массивной двери, я потянул за ручку,заперто. Слева от двери вмонтированный в стену черный ящичек с темным блестящим«глазком» телекамеры и решеткой переговорного устройства. Приосаниватьсяпоздно, рассмешу, если кто сейчас наблюдает за мной, я просто нажал кнопкузвонка.

Через мгновение из решетки раздался суровый мужской голос:

— Ваше имя?

— Евгений Черкаш, — ответил я. — Звонившийотсюда, правда, меня назвал Юджином.

Мужской голос ответил с пониманием:

— Они все русские имена на свой лад переводят. Я —Василий, так они меня зовут Бэзилом… Входите!

Щелкнуло, дверь чуточку отодвинулась. Я потянул на себя,чувствуя, что открываю люк в башню крейсера, переступил порог. Справа внебольшом холле мужчина в униформе охранника поднялся из-за барьера, глядясурово и требовательно.

— Паспорт?

— Пожалуйста.

Он быстро просканировал взглядом страницы, я стоял смирно,не желая отвлекать неосторожным движением, а то вдруг подумает, что выхватываюиз-под полы автомат.

Наконец он вернул документы и кивнул в сторону коридора:

— Прямо, а там скажут.

Я молча двинулся в указанном направлении. Очень добротно инекричаще отделано, чувствуются действительно большие деньги. Был как-то водной богатой фирме, так там буквально все кричало о роскоши, о богатстве, овиллах на Канарах, а здесь все достойно, достойно.

В конце коридора нечто вроде кабинета, но вместо стеныстойка мне по пояс. По ту сторону за столом перед экраном компьютера высокаязолотоволосая девушка с крупным породистым лицом валькирии. Она вскинула наменя глаза, голубые на загорелом лице, высокие скулы аристократки и выступающаянижняя челюсть воина, плечи пловчихи, а крупной груди позавидует ПамелаАндерсон. У сидящих трудно определить рост, но, пожалуй, выше меня наполголовы.

— Да? — спросила она вопросительно. — Чем могупомочь?

Я опомнился, развел руками.

— Простите, засмотрелся. Вы не снимались в«Нибелунгах»?.. Мне назначил встречу господин Кронберг.

— Минутку, — ответила она, взгляд перепрыгнул смоего лица на экран, пара переключений, она кивнула: — Да, поднимайтесь навторой этаж.

— Благодарю, — ответил я с поклоном.

По лестнице поднимался, чувствуя на спине ее взгляд и оченьдовольный собой, что так умело ввернул насчет «Нибелунгов». Вообще-то я всегдазапаздываю с комплиментами, как и в отношениях с женщинами, но, к счастью,время патриархата прошло. Теперь если постесняюсь подойти к понравившейсяженщине, то она сама подойдет, познакомится, позовет к себе потрахаться, а то иоттрахает тебя тут же за углом. Словом, хорошее пришло время.

Лестница вывела в небольшой чистый светлый холл, за большимстолом миниатюрная девушка с башенкой блестящих, как крыло новенького «мерса»,черных волос. Похоже, подняла повыше, чтобы компенсировать рост, сейчас всекомплексуют, что у них не метр восемьдесят пять — необходимая планка,чтобы предложить себя в манекенщицы.

Она посмотрела на меня, улыбаясь и вся лучась радостью,словно увидела старого друга.

— Вы пунктуальны, — сказала она щебечущим голосом.

— Спасибо, — ответил я. — Я этот… э-э…Евгений Черкаш.

— Я знаю, — сообщила она так же радостно ипосмотрела словно бы с укором, как я мог подумать, что такого замечательногопарня она не знает. — Да-да, вам назначено.

— Спасибо.

Однако, взглянув на часы, она сказала уже более деловито:

— Вас ждут, однако… минуту.

— Я подожду, — ответил я поспешно.

Она нажала клавишу, произнесла отчетливо:

— Господин Черкаш в приемной.

Я рассматривал ее, чувствуя некоторое несоответствие еевнешности довольно скромному состоянию здания. Хотя здесь, в старом центре, всестоит баснословно дорого, но такое впечатление, что фирма не слишком богата, вто же время обе секретарши производят впечатление молодых герцогинь. Если наконкурсах «Мисс Вселенная» и не заняли бы первые места, а довольствовалисьразве что пятыми-шестыми из-за недостатка в облике блинности, то по манередержаться, осанке, полному достоинства облику и вообще ауре — самый высшийсвет.

Она взглянула на меня внимательно:

— Заходите. Только господин Кронберг очень занятыйчеловек, не засиживайтесь.

— Учту, — ответил я кротко.

Она не поднялась, чтобы распахнуть передо мною дверь, я сампотянул за литую медную ручку, не слишком массивную, не слишком вычурную, а всамый раз для здания средней ветхости и фирмы среднего достатка.

Кабинет неширок, просто большая комната, на полу дешеваядорожка. За массивным письменным столом сидит мужчина и, скосив глаза надисплей, что-то выстукивает одним пальцем на клаве.

Я медленно пересек пространство, он кивнул, не отрываявзгляда от невидимой для меня картинки.

— Садитесь. Я сейчас закончу…

Будь эта фирма еще ниже достатком, я бы решил, что менявыдерживают, чтобы дать понять свою значимость, но тогда бы начали выдерживатьеще в приемной, да и этот господин Кронберг не выглядит человеком, склонным ктаким дешевым штукам.

Настоящий английский аристократ той эпохи, когда Англия ещебыла Англией, а не пуделем, пристегнутым к американскому бронетранспортеру.Тогда ни один англичанин, разговаривая с кем-то, не держал руки в карманах,раньше такое было бы равносильно самоубийству для джентльмена. Я когда смотрюна нынешнего премьера Англии, сразу вижу, что он кандидат от лейбористов, тоесть рабоче-крестьянской партии, и потому чешет свои фаберже в присутствии и навиду на полном рабоче-крестьянском основании: принимайте меня таким, какой яесть, и сами того… не стесняйтесь, мы же от обезьяны.

Этот же строг и величественен, хотя не на троне, а закомпом, да еще одним пальцем. Умное удлиненное лицо сосредоточено, на лбускладки, одет безукоризненно, я не вижу его носки, но уверен, что в цвет и тонгалстуку. Если, конечно, их под цвет галстука кто-то подбирает. За столом сидитне по-тониблэрски, а с прямой спиной, плечи развернуты, словно десяткифотокорреспондентов снимают его для обложки журнала, который разойдется средисвоих, а не среди лейбористски настроенных тониблэров.