Я не спрашивала, а приемные родители сами об этом неговорили. Я — Джессика Пэквуд, американка. Для меня Антаназия Драгомир большене существовала.

— Ты уверена, что он назвал тебя по имени? — переспросилаМинди.

— Нет, — призналась я. — Но мне послышалось...

— Джесс, — вздохнула Минди, — твоего настоящего имени никтоне знает. Тебе, скорее всего, действительно послышалось.

Мы вышли на школьный двор и стали ждать мою маму. В обед япозвонила ей и сказала, что домой на автобусе не поеду.

— Знаешь, тебе стоит дать Люциусу шанс, — заметила Минди.

— Почему?

— Потому что... потому что он высокий, — объяснила Минди,как будто высокий рост мог служить залогом хорошего характера. — И еще он изЕвропы.

Тут подъехала моя мама на стареньком «Фольксвагене». Япомахала ей рукой.

— Согласна. Гораздо приятней, когда тебя преследует высокийевропеец, чем американец среднего роста.

— По крайней мере, Люциус обратил на тебя внимание, —хмыкнула Минди. — А на меня никто никогда внимания не обращает.

Мы подошли к машине, и я открыла дверцу. Не успела япоздороваться, как Минди меня отпихнула и объявила:

— Доктор Пэквуд, у Джесс появился парень!

— Неужели? — озадаченно спросила мама.

Настала моя очередь отпихнуть Минди. Я забралась в машину изахлопнула дверь, отгородившись от подруги. Минди засмеялась и помахала нам напрощание. Мы с мамой отъехали от школы.

— Джессика, у тебя появился парень? В первый же день учебы?

— Никакой он мне не парень, — проворчала я, пристегиваяремень безопасности. — Студент по обмену. К тому же ненормальный. Он меняпреследует.

— Джессика, ты преувеличиваешь, — сказала мама. — Юноши вэтом возрасте весьма неуверенно чувствуют себя в социуме. Наверняка ты не такинтерпретировала какие-то невинные знаки внимания с его стороны.

Как и все антропологи, мама уверена, что знает все осоциальном взаимодействии человеческих особей.

— Видела б ты его сегодня утром, — возразила я. — Он стоялна остановке... в длинном черном плаще... А еще я порезалась, а он заметил иоблизнулся.

Мама резко ударила по тормозам, и я чуть не влетела в лобовоестекло. Водители сзади сердито засигналили.

— Мам! Да что с тобой?

— Ох, прости, пожалуйста. — Побледнев, она снова нажала нагаз. — Просто ты сказала, что порезалась...

— Я порезала палец, а этот тип чуть слюной не изошел, какбудто смотрел на картошку фри с кетчупом. — Меня передернуло. — Жуть!

Мама побледнела еще сильнее, и я поняла: что-то не так.

— Так что это за юноша? — спросила она, когда мыпритормозили возле колледжа, где мама преподавала. — Как его зовут?

Было заметно, что она пытается изобразить незаинтересованность,и я забеспокоилась еще больше.

— Его зовут… — И тут я снова его увидела.

Люциус сидел на низком заборчике, окружавшем кампус, исмотрел на меня. Опять. На этот раз я разозлилась. Все, достаточно!

— Вот он! — воскликнула я, ткнув пальцем в окно. — И снована меня пялится! Думаешь, я неправильно интерпретирую невинные знаки внимания?!Да он маньяк! Пусть оставит меня в покое!

Неожиданно мама подъехала к месту, где сидел Люциус

— Как его зовут, Джессика? — переспросила она, расстегиваяремень безопасности.

Я подумала, что мама хочет с ним разобраться, и схватила ееза руку:

— Не надо. У него с головой не в порядке.

Мама осторожно высвободилась:

— Джесс, как его зовут?

— Люциус, — ответила я. — Люциус Владеску.

— О боже!.. — пробормотала мама, рассматривая моегопреследователя. — Думаю, это неизбежно...

В ее глазах появилась странная задумчивость.

— Мам?!

Что «неизбежно»?

— Жди здесь, — строгим тоном приказала она, по-прежнему неглядя на меня. — Не двигайся.

Спорить я и не подумала. Не говоря ни слова, мама выбраласьиз «Фольксвагена» И направилась к зловещему незнакомцу, который весь день меня преследовал.Она что, с ума сошла? А вдруг он сейчас убежит? Или, наоборот, кинется на нее?Или с ним случится припадок?

Люциус грациозно спрыгнул со стены и церемонно поклонился —по-настоящему, в пояс.

Чертовщина какая-то...

Я опустила окно и прислушалась, но они говорили так тихо,что мне не удалось разобрать ни слова. Казалось, прошла вечность. Наконец они смамой пожали друг другу руки, а Люциус Владеску ушел. Мама села за руль иповернула ключ зажигания.

— В чем дело? — ошеломленно спросила я.

Мама посмотрела мне в глаза:

— Нам с отцом нужно с тобой поговорить. Сегодня вечером.

— О чем? — спросила я. У меня заныло сердце. Плохоепредчувствие. — Ты что, знакома с этим парнем?

— Мы все объясним. Придется многое тебе рассказать — дотого, как Люциус приедет на ужин.

Мама потрепала меня по руке и нажала на газ, а я все ещесидела раскрыв рот.

Моим родителям так и не представилась возможность все объяснить.Когда мы добрались домой, отец как раз вел урок тантрической йоги дляпрестарелых озабоченных хиппи, так что мама попросила меня заняться домашнимиобязанностями.

А потоп прибыл Люциус, слишком рано для ужина.

Я чистила стойла в конюшне, когда уголком глаза заметила,что на пороге мелькнула чья-то тень.

— Кто там? — настороженно окликнула я, еще не успев прийти всебя от последних событий.

Не получив ответа, я подумала, что, должно быть, это нашвечерний гость. Я напомнила себе, что, раз его пригласила мама, вряд ли он опасен.Ну конечно же это был он, заморский студент по обмену.

Несмотря на мамины уверения, я крепко сжала вилы:

— Что ты здесь делаешь?

— Ну и манеры, — высокомерно протянул Люциус. Каждый его шагподнимал с пола облачко пыли. Он подошел ко мне на расстояние нескольких футов,и меня снова поразил его рост. — Настоящей леди не место на конюшне. И я неуслышал должного приветствия.

Да кто он такой, чтобы читать мне лекции по этикету?!

— Я спросила, что ты здесь делаешь, — повторила я, еще крепчесжимая рукоятку вил.

— Хочу поближе с тобой познакомиться, что вполнеестественно. — Он обошел меня кругом, продолжая оценивающе разглядывать моюодежду. Я старалась не выпускать его из виду и заметила, как он брезгливосморщил нос. — Ты, без сомнения, желаешь того же.