Она еще не видит ни его лица, ни даже смутного силуэта, но уже уверена — он здесь, в этом кафе. И вот она стоит неподвижно, опустив глаза в землю — словно перед ней яма, через которую ей надо перепрыгнуть, — собираясь с силами, точно спортсмен, готовящийся преодолеть препятствие. Она колеблется, все еще не отваживается сделать решительный шаг и убеждает себя, что это пока еще не произошло, что это, в конце концов, может и не произойти. И тут же говорит себе: он здесь. Она едва не произносит эти слова вслух.

Приложив руки к стеклу витрины, закрытой белыми накрахмаленными занавесками, и напряженно вглядываясь в глубину кафе, она повторяет: «Да, да, я знала, это именно здесь» — и предстоящая встреча — независимо от того, окажется ли она роковой неизбежностью или простой случайностью, которая не оставит никакого следа в ее жизни, — наполняет ее такой тревогой, что она говорит себе, стараясь успокоиться: «Но ведь сегодня вечером здесь можно встретить весь Париж!» Ей пока еще не удается разглядеть, что там, внутри, хотя она не отрывает глаз от витрины. Где-то совсем рядом звучит колокол Сорбонны — как слабое эхо той, другой встречи. Ей вспомнилось, как в ночь Освобождения гремел колокол собора Парижской богоматери и она бежала по улице, охваченная страхом и радостью, нетерпением и ожиданием, надеждой и отчаянием. Прошлое возникает перед ней, словно легкая дымка, то застилающая, то открывающая голубизну летнего неба, и сквозь эту дымку ей видится только один образ… И тут наконец она и в самом деле увидела его.

Да, это он там, справа от дверей, сидит с отсутствующим видом среди всех этих жестикулирующих и смеющихся людей. Она смотрит, и сердце у нее замирает от страха, ей кажется, будто перед ней замедленная съемка, нет, скорее, картина, которую она уже видела когда-то, — просто все повторяется снова; и уже невозможно понять, то ли прошлое вторглось в настоящее, то ли настоящее переплелось с прошлым; перед нею пробудившаяся мечта, а может, всего-навсего тень мечты, воспоминание о ней — спектакль, в котором она не участвует, где она всего лишь зрительница, случайно передавшая свою роль другой. Словно на старинной выцветшей фотографии ей видится лицо девушки в ореоле света, лицо юной девушки, сидящей подле него. Длинные прямые волосы падают на плечи, в ее взгляде она ловит ту же напряженность, какая появлялась когда-то и у нее в присутствии Матье. А Матье сидит, как всегда, с отсутствующим взглядом, он не здесь, он где-то далеко и похож сейчас на моряка, которому хочется поскорее покинуть эту землю, — потому-то он и смотрит вокруг таким безучастным взглядом. Эти двое походили сейчас на две тени, и то, что связывало их, очевидно, тоже было только тенью.

Он встает и идет через зал, не произнося ни слова. Девушка смотрит, как он удаляется, и в глазах ее растет тревога. Он идет к выходу, а Фабия, стоящая по другую сторону окна, вдруг обретает спокойствие — нет больше ни страха, ни любопытства, она как бы внезапно оказалась вне игры. Словно при виде тревоги, охватившей ту, другую, — а ведь на ее месте сейчас могла быть она сама — мгновенно отошла в прошлое ее собственная тревога, которая никогда уже больше не коснется ее. И ее ожидание здесь, у витрины кафе, сразу утратило всякий смысл.

Но она не двинулась с места, а продолжала стоять, по-прежнему прижав руки к стеклу, точно ей некуда было идти. Она не могла оторвать взгляд от столика справа у дверей, где сидела в ожидании своей участи другая, и вдруг почувствовала, что ее безотчетно влечет к этой девушке, что и ей передалась эта покорность, эта мука ожидания, и она ощутила некую связь с ней и тайную симпатию. А когда Матье появился в дверях кафе и она повернулась к нему, ее встретил все тот же — и это после стольких лет разлуки, — все тот же хорошо знакомый ей отсутствующий взгляд. Взгляд человека, которого ничем не удивишь. «Ты здесь? Сейчас?» — произносит он ровным, певучим и почти нежным голосом, каким он обычно говорил с нею перед своими отлучками или когда лгал ей. Ни волнения, ни удивления, ни даже обыкновенной жалости, которая могла бы возникнуть при виде брошенной собаки, после долгих лет разыскавшей наконец своего хозяина. В бледном свете ламп, освещающих террасу, его глаза смотрят в упор, не мигая. Он невозмутим и вместе с тем насторожен.

Если бы он дотронулся до нее, он почувствовал бы, что она вся похолодела. Они стояли друг перед другом, словно не замечая толпы демонстрантов, запрудившей соседний бульвар… Крики, взрывы гранат, черные и красные знамена в руках возбужденных молодых людей и странный, неожиданно прозвучавший в холодном вечернем майском воздухе звон колокола Сорбонны, который, словно эхо, воскресил далекий звон колоколов и шум толпы в день их первой встречи. Унесшаяся куда-то вдаль, в прошлое, окутанная плотной пеленой воспоминаний, где время не движется, где все остановилось, она протянула, нет, скорее, выбросила руки вперед — движением неуверенным и резким, как это делают обычно слепые, желая убедиться в чьем-то присутствии и отчаянно пытаясь вырваться из окружающего их одиночества, ведь даже простое прикосновение может создать какую-то видимость человеческих отношений, пусть пока трудно угадать, что они предвещают: новую встречу или новую разлуку. Она заметалась между прошлым и настоящим… И вдруг ей стало абсолютно ясно: здесь ее может ждать только одно — потеря, разлука. И ее внезапно пронизала острая тоска, не та, прежняя — совсем иная, еще более ощутимая, более глубокая, какой она не знала раньше. Ей захотелось прикоснуться к Матье, дотронуться до него — ведь он тут, он совсем рядом, и вместе с тем так далек от нее, ибо, несмотря на видимую близость, их разделяет время, — ей захотелось извлечь из него искорку жизни, каплю надежды на возобновление каких-то отношений, хотя бы отдаленно похожих на утраченную близость. Но руки ее бессильно опускаются. Все, что, казалось ей, сулило надежду, вдруг разом исчезло; очевидно, все это было нереально и существовало лишь в ее воображении. Она оглядывается вокруг, чтобы убедиться, что это все не сон. И в этот самый момент, крикнув: «Осторожно!» — он толкает ее в соседнюю улочку… именно в тот момент (а может, чуть позже), когда она мысленно вернулась в прошлое, которое внезапно открылось ей в сверкнувшем мгновении настоящего.

Как будто ничто никогда не прерывало нашей