— Разве вы заплатили за него сто тысяч долларов? РодниГолдкрест провел толстым пальцем по вороту промокшей рубашки.

— Ну, между нами говоря, мне оно обошлосьдешевле, — замялся он. — Но все равно деньги были заплачены немалые.Моя жена обожает, когда ее имя упоминают в газетах, вот я и назвал эту суммугазетчикам.

— И теперь оно пропало? — переспросил Пол.

— Как сквозь землю провалилось, мистер Кросби. Получиввашу телеграмму, я понял: все рухнуло. Знаете, если бы какой-нибудьколлекционер заплатил бешеные деньги за это ожерелье или хотя бы предложил их,это сделало бы моей жене хорошее паблисити. Малышка обожает рассматривать своифотографии в газетах. Вы ведь знаете, каковы эти женщины. Забавный народ.

— Да, я понимаю, — кивнул Пол Прай. — Какоеужасное несчастье. Камни для этого ожерелья поступили из источника, который ясейчас не стану оглашать. Но я уверен — мой шеф раскошелился бы ради них надвести пятьдесят тысяч долларов.

— Видите ли, бриллиант бриллианту — рознь. Все зависиткак от самих камней, так и от огранки и полировки. Так вот, был в свое времяогранщик, который достиг поразительных результатов в деле обработки алмазов,поступающих из определенных мест.

— Я, естественно, не стану вдаваться в детали, мистерГолдкрест. Хочу сохранить в тайне имя моего клиента да и предотвратить резкийскачок цен на некоторые виды бриллиантов. Но, уверяю вас, не случись этогозлополучного ограбления, фотография вашей жены красовалась бы в каждой местнойгазете, в разделе светской хроники. Она была бы гордой обладательницейценнейшего ювелирного украшения. Ну, а о репутации женщины с тонкимхудожественным вкусом нечего и говорить!

Глаза Голдкреста радостно заблестели.

— Вот-вот — «с тонким художественным вкусом». Об этом имечтает моя крошка. Для нее это своего рода рубеж. Знаете, это ведь нелегко —вот так, с ходу, пробиться в высшее общество. Мы переехали сюда, чтобы быть науровне. Столько намучились — лишь бы только не ударить лицом в грязь. А чегодобились? Нет, я совсем не против, — мечтательно продолжал он. — Она— моя крошка, женщина, о которой я забочусь. У нее своя цель. Газетчики нас незабывают. Мы приманиваем ребят сигарами и виски, и все время даем фотографии,да только без толку.

Пол Прай перебил его:

— Печально, конечно. Тем более, что мой босс занимает вобществе видное положение. Но с этим, похоже, ничего не поделаешь. Пожалуйста,сохраните в тайне мою телеграмму и мой визит. На тот случай, если вы нападетена след ожерелья — я в отеле «Баргемор». Только никому ни слова.

Голдкрест поспешно кивнул.

— Я умею держать язык за зубами. Но хотелось быпознакомить вас с моей крошкой. Она немного взбудоражена, но с удовольствием свами увидится. Мы много говорили о вашей телеграмме. Подождите здесь — я сейчасприведу ее.

Родни Голдкрест с некоторым усилием оторвал свою громаднуютушу от кресла и величаво выплыл из комнаты.

Через несколько минут он возвратился с сияющим лицом.

Рядом с хозяином дома шла упитанная матрона. Как и ее муж,эта женщина была предрасположена к полноте. На левом виске дамы отчетливопроступал рубец, но массивный подбородок и толстая шея свидетельствовали, чтоодним ударом ее надолго из седла не вышибешь.

Пол Прай знал, что раньше она служила официанткой взаведении, приторговывавшем виски из-под прилавка. И вдруг у ее мужа началсястремительный рост благосостояния. Теперь эта женщина пыжилась в стремлениипродемонстрировать свою культуру.

— Вот моя крошка, — с гордостью объявилГолдкрест. — А это, дорогая, Джордж Кросби, джентльмен, которыйтелеграфировал, что хочет сделать нам выгодное предложение по поводу ожерелья.

Женщина жеманно улыбнулась. Пол Прай отвесил низкий поклон.

— Я искренне рад и польщен, миссис Голдкрест. Человек стаким великолепным вкусом, выбравший столь редкую вещь, заслуживает всяческоговосхищения. Ваша потеря тяжела вдвойне. Если ожерелье — это действительно то, очем я думал, ваша фотография попала бы на первые страницы газет в течениесорока восьми часов. Вы прослыли бы дамой изысканного вкуса, тонкоразбирающейся в произведениях искусства. Если бы вы продали эту вещь, ваше имясвязывали бы с именем самого богатого и выдающегося коллекционера драгоценныхкамней.

Женщина с сожалением вздохнула, и от этого вздоха платье наее груди всколыхнулось, как от миниатюрного землетрясения.

— Ну разве не ужасно? — почти простоналаона. — Ведь я именно об этом и мечтала. Пол Прай понимающе кивнул.

— Ну, возможно, в будущем что-то и обнаружится, —многозначительно сказал он. — Только пообещайте мне: вы никому не скажетени слова о моем визите и не выдадите моего имени газетчикам.

— Конечно, конечно, — заверил егоГолдкрест, — мы обещаем.

Однако его жена заколебалась.

— Ну хорошо, — наконец проговорила она. — Номожно хотя бы рассказать, что вы считаете ожерелье настоящим шедевром, а меня —женщиной с тонким вкусом?

Пол Прай в ужасе подскочил.

— Нет, нет, — повысил он голос. — Моему боссуочень не понравится упоминание о моей миссии сейчас, когда ожерелье исчезло.

— Понятно, — разочарованно вздохнула миссисГолдкрест.

Пол Прай низко поклонился, пробормотал обычные в такихслучаях любезности, надел пальто, взял шляпу и трость и поспешно вышел.

Когда за ним захлопнулась дверь, Голдкрест вопросительнопосмотрел на жену.

— Родни, — произнесла она твердым голосом. —Звони немедленно репортерам и скажи, пусть мчатся к нам со всех ног. У меняесть для них стоящий материал.

Теадкрест потупил глаза.

— Нельзя болтать им об этом коллекционере,дорогая, — напомнил он.

Крошка нетерпеливо топнула ножкой.

— Родни, — прошипела она, — не валяй дурака!Звони репортерам!

Пол Прай вошел в свой гостиничный номер и недовольно смерилвзглядом Рожи Магу, который, развалясь в кресле, держал на коленях телефон.

— Кто-нибудь звонил? — спросил босс.

— Еще бы!

— Репортеры?

— Они самые. Все старые трюки перепробовали. Подавайим, видишь ли, Джорджа Кросби. Пол Прай ухмыльнулся:

— Ты им что-нибудь сказал?

— Сказал, что вы вышли и неизвестно когда вернетесь.

— А что они спрашивали?

— Спрашивали, чем вы занимаетесь, сколько вам лет.Правда, что вы интересовались бриллиантами Голдкреста, думаете ли вы, как можновернуть похищенное. Интересовались, действительно ли вы назначили награду вдвадцать пять тысяч долларов тому, кто вернет бриллианты. Да мало ли чего ещеспрашивали — всего и не упомнишь.