летописца. — И пусть Квеннар даже проклянёт меня, я не отступлю. Одну тебя не пущу!

— Хорошо, — согласилась Эльдалотэ. — Но запомни, Нолдо, ты для меня друг. Не более!

Серые глаза сузились, но слова не прозвучали. Эльф подошёл ближе. Ещё ближе. Остановился рядом.

— Идём, Умник, — попыталась храбриться дева, — иначе будет слишком сложно догнать наших героев. Время ждать не станет. А пока будем идти, расскажи мне… Историю из летописи, которая тебе нравится более прочих.

Нолдо согласно кивнул.

Уходя во тьму ночи, эльфы почувствовали, как усиливается порывистый влажный ветер, однако небо оставалось ясным, и волнение не закралось в сердца, влюблённые не друг в друга.

***

— К нам непрошенные гости, — в голосе Ангарато прозвучало что-то непривычное, заставившее Глорфиндела заинтересоваться.

Обернувшись и поняв, о ком говорил собрат, военачальник загадочно улыбнулся.

— Давай, Лаурэфиндэ, — с недовольством и жаждой отыграться произнёс Эктелион, — расскажи молодому глупому эльфу, почему воину нельзя жениться.

— Как только Ангарато присягнёт мне, расскажу во всех деталях, — не поддался на провокацию воин, наблюдая, как кузен королевы Артанис идёт в сторону непрошенных гостей, как меняется взгляд прозрачных сияющих глаз: в нём пропадает спокойная отрешённая твёрдость стали доспеха, и расцветает нежность. Металл может быть нежным? Да, если это ажурный узор, оплетающий колонну в прекрасном саду, если из него выкован тончайшей работы декор вокруг мозаичного окна.

С удовольствием и интересом заметив, как ученик летописца смотрит на удачливого соперника за сердце любимой, и что ненависть в его взгляде совершенно не впечатляет Ангарато, Глорфиндел тоже подошёл к новоприбывшим. Порыв ветра ударил в лицо, и, придерживая капюшон, воин подозвал своего лиса.

— Вы прибыли с вестями от короля Нолофинвэ? — спросил он ученика летописца, краем глаза наблюдая, как Ангарато отходит с Эльдалотэ в сторону. — Что-то случилось?

Молодой Нолдо с трудом перевёл взгляд с возлюбленной, держащей за руку того, кто никогда не сделает её счастливой, на задавшего вопрос эльфа.

— Нет… Господин Лаурэфиндэ. Эльдалотэ…

То, с какой интонацией ученик летописца произнёс имя девы, заставило воина с насмешкой улыбнуться.

— Эльдалотэ, — эльф снова посмотрел в сторону любимой, — хочет писать летописи не со слов рассказчиков, а наблюдать за событиями собственными глазами.

— А что насчёт тебя?

— Я согласен с Эльдалотэ. И сопровождаю её. Мало ли, что может случиться.

— Защитник, — Глорфиндел с усмешкой обернулся на Эктелиона, который сделал вид, что ничего не видит и не слышит, вон там как раз чайки полетели.

Халиндвэ, хитро улыбаясь, крутанул копьё.

— На пути может встретиться хищник, — со злым азартом в глазах произнёс Нолдо, поигрывая оружием. — Он сильнее меня. Может налететь ураган. И он сильнее.

Удара древком Нолдо не почувствовал и не заметил. Боль медленно стиснула зубы на плече уже после, когда ученик летописца понял, что лежит на снегу.

— А я, — хмыкнул Халиндвэ, раскрутив копьё и приставив остриё к горлу ошарашенного эльфа, — многократно сильнее тебя. И теперь, Нолдо, имя которого мне не интересно, ответь правду: что тебе тут надо?

— Теперь я вижу, — скривился книжник, — что Эльдалотэ действительно в опасности. Я уведу её…

Копьё, отодвинув шарф, укололо кожу.

— Ты встанешь, — усмехнулся Халиндвэ, — когда я разрешу.

В лицо лежащего эльфа ткнулась лисья морда, усы защекотали, послышалось негромкое фырчание.

— Птицы ведут себя странно, — вдруг серьёзно произнёс Глорфиндел, поднимая голову. — Ветер. Нам нужно быстро разбить лагерь подальше от воды.

— Мы возвращаемся? — спросил Эктелион.

— Нет, — не сразу ответил военачальник. — Остаёмся здесь. На твёрдой земле. Халиндвэ, не прогоняй Умника Квеннара. Будет буря, он погибнет в пути. Переждёт метель здесь, будет нас развлекать историями. А потом посмотрим по обстоятельствам.

Копьё отпустило жертву, и Нолдо увидел над собой прославленного воина Глорфиндела, о котором писал только самые восторженные тексты.

— Добро пожаловать в лагерь разведчиков, — рассмеялся герой. — Чувствуй себя, как дома.

Примечание к части Созвездие Кассиопея на Квэнья - это Вильварин. Мотылёк

Как это — отнять жизнь?

— Артаресто! — Артанис, окружённая защитниками, рассмеялась. — У всех нас враг только один — Моргот. Не я. Если хочешь, можешь обособиться, создать своё королевство и забыть о родне, можешь собрать вещи и верных и отправляться в обратный путь, где в Валиноре тебе разрешат иногда любоваться троном, который никогда не станет твоим, и это, наверно, для тебя идеальная судьба. Но если всё же ты хочешь быть свободным от Валар, знай, мальчик — без меня тебе успеха и славы не видать! Своей головой ни ты, ни твой отец думать не хотите!

Артаресто молча выставил вперёд клинок.

Обведя взглядом своих верных, Артанис снисходительно улыбнулась.

— Айканаро, — заговорила она снова, — мне угрожают. Ты ведь защитишь меня, если я попрошу? Кажется, Артаресто хочет потренироваться во владении мечом. Обнажай сталь.

— Ты не сама выходишь на бой, — вмешался Финдарато, закрывая собой сына, не позволяя делать глупости. — И Артаресто не обязан. Айканаро, если твоё оружие не сломалось от мороза, попробуй обезоружить меня.

Совершенно не представляя, что делать дальше, защитник королевы сделал шаг вперёд, положив ладонь на рукоять короткого меча, но не сжимая её пальцами.

— Что тебя останавливает? — очень неприятно улыбнулся Финдарато. — Королева приказала защитить её. Тебе не должно быть дела, от кого именно.

Смотря в глаза кузена, король чувствовал страх и неуверенность, сжавшие сердце храброго бойца. Финдарато осторожно, не спеша, пробирался в душу Айканаро расслышанной ещё в начале пути музыкой смерти от холода и ощущал в себе достаточно мощи, почерпнутой из темы самого Хэлкараксэ, чтобы отнять жизнь. Жестокое любопытство завладело разумом: как это — убить? Что происходит с покидающей плоть мелодией бьющегося сердца? И что при этом ощущает убийца?

Песня смерти зазвучала словно сама собой, оглушила и палача, и жертву, но никто, кроме них, не слышал музыки.

«Метель собою воскресит все мои тайные страхи.

Нет больше сил, мне больно, и так хочется уснуть.

Моя душа одна дрожит в объятьях снегопада,

В темнице ледяных оков держу к спасенью путь».