Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И именно сейчас, впервые в жизни, Нолдо, считавший своим долгом стать менестрелем, но так и не воплотивший это стремление, услышал музыку слившихся воедино тем света и льда. Это было неожиданно и… страшно. На мгновение Финдекано показалось, будто это предсмертный бред, ведь звучал сам воздух, лучи, мороз и что-то ещё… Что-то далёкое… И близкое. Музыку можно было разобрать на отдельные ноты и составляющие ритма, вмешаться в неё, изменить и переписать. Вот, о чём говорил Финдарато! О чём молчал Макалаурэ. Вот она — магия Творения. Прекрасная и невообразимая!
Господином Белых Дорог назовут тебя.
Кто сказал, что холоден снег?
Перевал пройдёшь и порог, перепутие,
Перекрестье скованных рек.
Кто уходил вослед не знавшим, что значит слово «страх»?
О, не с тобой ли все пропавшие, погибшие во льдах,
Что обрели покой там, где пляшут ветры под твоей рукой
На грани ясного утра?
Мы хотели остаться с тобой,
Только это уже не суметь…
Пахнет снегом прозрачная боль —
То ли даль, то ли высь, то ли смерть…
Пусть укроет цепи следов наших иней,
Чтоб никто найти их не мог.
Кто теперь прочтёт подо льдом твое имя,
Господина Белых Дорог?..
Финдекано понял: если не найдёт в себе силы встать, замёрзнет насмерть. Скольких он погубил, поведя во льды? И скольких спас? Сможет ли принести настоящую помощь в Средиземье, или все жертвы бессмысленны? В какой-то момент показалось, что да, всё напрасно, но вдруг принц вспомнил о матери, и в сознание ворвалось неожиданное понимание: мама была единственным близким эльфом, чья любовь всегда казалась чем-то само собой разумеющимся, чего не может не быть, что обязано присутствовать рядом каждый миг, поэтому такое… Ненужное?
С усилием сев, Финдекано протянул руку кому-то из собратьев, подбежавших помогать. Благодарить сил уже не было, остался лишь пронизывающий холод, тьма, музыка ледяной пустыни и спасительная пещера с мерцающим внутри огнём. Тёплым…
***
Что было дальше, совершенно стёрлось из памяти, и лишь очень неожиданно Финдекано обнаружил себя сидящим у костра среди немногих выживших собратьев, таких же промокших и замёрзших, молчаливых и задумчивых. Покрасневшие непослушные пальцы старшего сына короля Нолофинвэ осторожно разбирали медленно высыхающие волосы на пряди и заплетали их в косы. Так же, как в далёком детстве делала его мама.
Примечание к части Песня льдов - переделанный "Господин горных дорог" гр. Мельница
Ответственность за историю
На розовом, освещённом заходящим солнцем, снегу озорным огоньком заиграла рыжая шерсть. Лис спешил к хозяину после долгой разлуки, но шёл всё медленнее, с трудом пробираясь сквозь сугроб. Глорфиндел бросил подготовленные для охоты сани и побежал к зверьку. Подняв Питьо на руки, эльф стал стряхивать с рыжего меха снег, но быстро понял, что бóльшую часть белого налёта не счистить: это седина. Лис тяжело дышал, устав с дороги, щурил глаза с мутноватыми зрачками и прижимал порванные в давних драках уши.
— Ты вернулся, приятель? — с грустью видя, как постарел друг, спросил Глорфиндел, гладя тёплый пушистый мех.
Питьо преданно и с любовью взглянул в глаза эльфа.
— Вижу, что вернулся, — улыбнулся Нолдо. — Значит, пора на охоту. Покажем этим жалким существам, возомнившим себя хозяевами льдов, кто здесь главный!
Небо стало фиолетово-синим, замерцали звёзды. И, когда мрак превратил небосклон в чёрный искрящийся купол, над горизонтом расцвёл серебристый цветок.
Следуя за другом и его лисом, который, пробежав совсем немного по сугробам, запрыгнул в сани, Эктелион вдруг задал неожиданный вопрос:
— Финдэ, ты пытался представить, как прекрасно будут сиять волосы Артанис, купаясь в лучах Анар?
— Мои красивее, — подмигнул Глорфиндел, не желая поддерживать разговор о женщинах и любви. — И я не против, пусть дочка очередного валинорского арана ими любуется.
— Но я не дочка нолдорана, — скривился Эктелион.
— О, это всё в корне меняет, друг мой! — вдруг со злостью выпалил королевский военачальник. — Ты воин и охотник! И мечтаешь о том, чтобы каждый раз, уходя на опасное задание, подкинутое не знающим, что такое раны, королём без шрамов и мозолей на нежных руках, которые всё равно по локоть в крови, опасаться оставить жену вдовой, а детей — сиротами! Или ты не видел, какие «счастливые» были эльфийки у склепа? Забыл, почему мы проверяли гробницу, прежде, чем заделать вход? А сколько женщин пропали без вести, похоронив мужей? Или ты думаешь, тебе будет приятно наблюдать из бездны, терзаясь в муках посмертия, что не только несчастному Эктелиону плохо, но и кто-то ещё страдает из-за его гибели, наконец, поняв, какое сокровище утратили?! Ты этого хочешь? Твоя душонка настолько ничтожна?!
Глорфиндел, сделав глубокий вдох, замолчал. Эктелион тоже ничего не говорил: знал — бесполезно.
— Тьма! — закричал кто-то. — Тьма! Как тогда, в Валиноре! Моргот!
Оба эльфа подняли глаза к небу и увидели, как с востока ползёт клубящийся мрак.
***
— Валар объявили о начале Новой Эпохи, и мы все узнали об этом, даже находясь в тысячах миль от священной горы Таникветиль. Какой станет Эра Анар, решать не нам, но мы же Нолдор, и будем бороться за право поступать так, как хотим, до последней капли крови, я прав, дети? — со скрытой иронией произнёс Квеннар, неловко собирая спрятанными в рукава ладонями листы с текстами учеников. — Кто-то из вас в Средиземье продолжит то, чему научился у меня, кто-то научит других, а кто-то просто выйдет замуж и родит счастливому супругу сыновей, но каждый из вас будет помнить, что встретил первый в Арде рассвет в моей компании.
Младшая из племянниц Аклариквета отложила флейту.
— Это ты будешь вспоминать, как встречал первый в Арде рассвет в компании лучшей девы-менестреля всех Эпох. Вот увидишь, я превзойду самого Канафинвэ Феанариона!
— Почему это ты?