Вердикт инженеров верфи был безапелляционен – за пару месяцев можно починить все, кроме башни главного калибра. В Японии ремонт такого уровня невозможен, ибо ее надо делать заново. На совет кого-то из молодых офицеров переставить башню с недавно поднятой в Чемульпо «Асамы», поскольку та все равно не боеспособна, инженер только грустно усмехнулся. Даже если забыть о трудностях демонтажа башни в необорудованном порту и ее перевозки в Японию, как монтировать башню британского образца на немецкое подбашенное отделение? С изначально другим диаметром погона, другим размером шаров, по которым катится башня, другой системой подачи снарядов из погребов. Ну, а как, интересно, вообще можно установить башню с гидравлическим приводом на корабль, созданный для башен с приводом электрическим?

* * *

На следующий день Камимура был оторван от составления списка первоочередных работ, которые позволят выйти в море хотя бы трем кораблям его эскадры. Со всех концов Японского моря приходили известия о замеченных русских крейсерах, обстрелах портов и маяков. Кроме того, два отряда миноносцев, которые должны были отыскать и ночной атакой добить поврежденные в артиллерийском бою русские крейсера, вернулись ни с чем. Вернее, крейсера-то они нашли, но только днем, когда атаковать не было никакой возможности. Да и сами пожгли уже почти весь уголь в попытке догнать русских на пути во Владивосток. Оказывается, этот хитрец Руднев после боя повел свои поврежденные корабли не домой, а к берегам Кореи!

Утром следующего дня по телеграфу, кружным путем, через Америку (прямой кабель перерезан опять же Рудневым!), пришло поразившее как гром сообщение о выходе из Артура всех семи броненосцев русских, навязавших бой четырем линкорам адмирала Того. Благодаря отваге и умению командующего и экипажей его кораблей катастрофы не произошло. Однако кроме новейшего бронепалубного крейсера «Отова» Соединенный флот потерял броненосец «Фудзи» – второй корабль линии после злополучной «Асамы». Обстоятельства самого боя пока не были известны, но то, что все боеспособные броненосцы и броненосные крейсера необходимо немедленно собрать в кулак, было очевидным.

Броненосцы адмирала Дева, безрезультатно прождав «Ослябю» у входа в Сангарский пролив, возвращались к Чемульпо. Но им, изначально перед походом на перехват «Авроры» и «Осляби» имевшим не полный запас угля, дабы легче было гоняться за русскими, было еще необходимо отбункероваться в Мозампо. Командующий Соединенным флотом посчитал, несмотря на повреждения у русских броненосцев, возвращение к Эллиотам только с пятью линейными судами неоправданным риском.

В результате «Ивате» и «Идзумо» сейчас аврально принимали боезапас для среднего калибра, а рабочие аварийных бригад верфи лихорадочно заканчивали починку повреждений, что могли быть устранены за пять-шесть часов. Время это определялось сроком временной заделки подводной пробоины у «Идзумо». Оба крейсера не успевали получить на свои свежие пробоины даже металлических заплат и пока будут щеголять вбитыми в дырки деревянными щитами.

Крейсера Того-младшего, так и не сумевшего добить «Рюрика», Камимура отправил вдогонку за броненосцами контр-адмирала Дева, чтобы они соединенно шли к Чемульпо. Но вернуть «Адзуму», спешно отправленную к проливу Лаперуза, куда вроде бы, по информации дозорных миноносцев, ушел с захваченным транспортом «Богатырь», не удалось. Судя по всему, повреждения ее телеграфной станции в недавнем бою либо некачественно устранили, либо возникли новые проблемы, поскольку на вызовы «Адзума» не отвечала уже часов пять.

Перед выходом в море Того-младший успел рассказать Камимуре о последних минутах жизни его давнего друга Исибаси, который в роковой для него день сражения при Кодзиме командовал «Такасаго». Он на своем крейсере смело, но нерасчетливо бросился на подбитого «Рюрика», надеясь утопить его торпедами до подхода спешащих на помощь «Варяга» и «Богатыря». Увы, артиллерия левого борта броненосного крейсера была практически цела. «Такасаго» подошел слишком близко и, получив повреждения от русских восьмидюймовых снарядов, сам оказался в роли жертвы. «Варяг» под флагом Руднева, сблизившись с раненым кораблем, выбил на сближении его артиллерию. И со второй попытки всадил в борт торпеду.

Добивать его русские не стали, понимая, видимо, что крейсер обречен. «Нанива» Того-младшего успел подойти до того, как «Такасаго» пошел ко дну, и снять всю уцелевшую после боя команду. Но когда контрадмирал прокричал Исибаси, стоящему на мостике в гордом одиночестве, что он на крейсере остался один и должен уходить сам, тот лишь улыбнулся и отрицательно покачал головой. На последовавший прямой приказ флагмана: «Капитан первого ранга Исибаси, немедленно покиньте корабль» – он задумчиво закурил сигарету и, попросив передать императору его извинения за потерю «Такасаго», приложил руку к козырьку его фуражки в прощальном салюте.

Последнее, что видели с мостика уходящей «Нанивы», была одинокая фигура на палубе кренящегося «Такасаго». Неторопливо пробираясь через кучи обломков, останавливаясь у тел погибших, командир делал последний обход вверенного ему корабля. Потом Исибаси нежно, как по щеке любимой женщины, провел рукой по броне, прощаясь со своим таким быстрым, таким изящным, но, увы, – оказавшимся столь непрочным и уязвимым крейсером.

Докурив последнюю сигарету, капитан первого ранга ушел в боевую рубку…

Вздохнув о слишком раннем уходе старого друга, Камимура решил, что при первой же возможности навестит Исибаси в храме Ясукуни. Его уход полностью соответствовал кодексу Бусидо. Разве пожелаешь лучшего прощания с миром офицеру Императорского флота и самураю? Он, Хикондзе Камимура, мог искренне гордиться другом. Он всегда был таким: честным и решительным, безудержно храбрым, может быть, даже его храбрость иногда летела впереди трезвого расчета? Может быть.

Но, следуя по пути воина, если судьба предоставляет выбор между жизнью и смертью, самурай должен не задумываясь выбирать смерть… Как же все-таки он красиво ушел…

Вскоре действительность оторвала вице-адмирала от грустных размышлений, и командующий 2-й боевой эскадрой направился на совещание по поводу ремонта его наиболее поврежденных крейсеров. С «Идзумо» и «Такивой» все было более или менее ясно: установка новых бронеплит взамен пробитых, замена выбитых шестидюймовок, латка вентиляторов, кожухов и труб, восстановление водостойкости отсеков. Но что же делать с кормовой башней «Якумо»? Собрание флагманов и флотских инженеров рассматривало и отвергало одну идею ремонта за другой.

– Черти и демоны побери эту десятидюймовку «Кассуги»! – в сердцах сплюнул командир «Токивы» Иосиацу. – Она одна нанесла нам больший урон, чем вся остальная артиллерия русских! Хвала Оми Ками, у них не хватило ума стрелять из него по моему крейсеру. Получи «Токива» такой снаряд в башню, я бы сейчас с вами тут не сидел.

При этих словах один из инженеров, флагманский механик Ямадзаки Цукару, внезапно усмехнулся и так и застыл с полуоткрытым ртом. Минуты три он как завороженный смотрел в стенку, а потом притянул к себе лист бумаги и начал что-то быстро черкать карандашом. Видевший это Камимура молча поднял вверх палец, призывая собрание к молчанию, чтобы не спугнуть посетившее Цукару состояние сатори. Через пять минут механик вернулся в реальность и с удивлением заметил устремленные на него ожидающие взгляды.