Он закрыл глаза и постарался вспомнить, кем же он был, чтоделал, что творил, когда не был еще сотворен, а бегал по райскому лесу, как ивсе звери, бездумно и беззаботно. В памяти пустота, самое первое, что удавалосьвспомнить, это затянутое тучами небо над головой и верхушки деревьев, когда оноткрыл глаза и услышал Голос:

— Человек… Вот он и сотворен Нами…

Из пещеры донесся щебечущий голос:

— Адам, ты завтра еще рыбу поймай, хорошо? У нее,правда, много костей, но ты научил меня выплевывать их, зато мясо очень нежноеи вкусное!..

Каждый день он ходил на охоту и почти всегда возвращался сдобычей. Ева поддерживала огонь и умело пекла на широких плоских камнях мясо.Она научилась добавлять горькие травы, но с мясом они уже не казались горькими,зато мясо становилось еще вкуснее.

Из панциря гигантской черепахи Адам сотворил посудину, вкоторой держал воду. Обрадовавшись, что получилось так удобно, убил ещенесколько черепах, мясо съели, а в панцирях носил воду из реки.

Ева с любопытством следила за его разрумянившимся отудовольствия лицом.

— Ты устал, еле на ногах стоишь!.. Ляг, отдохни.

Он помотал головой.

— Потом. Пока не забыл, есть еще одна идея…

— Что ты задумал?

— Смотри.

Он осторожно опустил панцирь с налитой до краев водой нагорячие уголья костра. Ева испуганно вскрикнула:

— Что ты делаешь? Сгорит!

— Не должно, — ответил Адам неуверенно.

— А если сгорит?

Он буркнул:

— Придумаю что-то еще. Господь как-то признался, чтонемало миров наломал, пока создал наш. Ему можно — можно и мне. В конце концов,я Его сын.

Потом он придумал класть в кипящую воду ломтики мяса.Получалось и мясо вкуснее, и вода превращалась из простой воды в нечто странноеи вкусное, что Адам назвал похлебкой, так как похлебать такое было простозамечательно. Ева додумалась добавлять и в кипящую воду разные травки, едаполучалась еще вкуснее.

Она экспериментировала с корешками, корой деревьев, Адамнередко плевался и в гневе выливал похлебку, потому Ева старалась пробоватьновые рецепты тайком, пока он пропадал на охоте. Зато, когда получалось, Адамбыл доволен, а Ева цвела от счастья.

Однажды, когда они плотно поужинали и лакомились ягодами,над верхушками деревьев зашумело, там пронеслась дико хохочущая женщина —совершенно обнаженная, с распущенными длинными волосами, настолько черными, чтонебо казалось белым. Лицо ее перекосилось в отвратительной гримасе наслаждения,в одной руке она сжимала длинный нож, с лезвия срывало ветром алые капли, ротее и подбородок были испачканы кровью.

Она даже не обратила внимания, что Адам смотрит на нее вужасе, хохот становился совсем безумным, она слизнула кровь с ножа и пропала заверхушками деревьев.

Ева прошептала:

— Это… она?

Адам кивнул.

— Да.

Она вскрикнула тихонько:

— Это же чудовище!.. Как ты мог?

Он отвел взгляд в сторону.

— Ева, не спрашивай ни о чем. Хорошо?

— Почему? — спросила она наивно. — Это былодавно. Я даже не ревную. Просто не понимаю… Чем она тебя привлекла? Или толькотем, что других женщин не было? А ты был настолько правильным, что тебе и вголову не могло прийти, что можно…

— Нельзя, — ответил он твердо. — Человекунельзя совокупляться с животными.

Он тут же прикусил язык, да не подумает Ева, что это сказанов ее адрес. Ева быстро взглянула на него, с ее щек исчез румянец, а онаторопливо затараторила о том, какие красивые шкуры получились из убитых волков,Адам теперь просто великий охотник, ни один зверь не уйдет от его руки, ивообще они смогут скоро прекрасные шкуры самых редких и опасных зверейразвешать по стенам, а не только постелить в три слоя на полу.

— Отдыхай, — сказал он и поднялся.

Она испросила испуганно:

— Ты куда?

— Пройдусь немного, — сказал он. — Можетбыть, еще какого зверя догоню.

— Скоро ночь, Адам!

Он пообещал отстраненным голосом, словно находился уже надругом конце мира:

— Я скоро вернусь, Ева.

Ангелы наслаждались жизнью в удивительном мире, где можнопревращаться в разных существ, можно спорить друг с другом и даже с Творцом,вообще делать себя такими необычными, как вон Ангрихон, что появляется в видебольшого пылающего камня, усеянного блестящими кристаллами алмазов, рубинов,сапфиров и других отражающих свет образований.

Правда, большинство еще оставались бессловеснымиисполнителями воли Творца, всего лишь посланцами, но другие с удовольствиемобщались, чего раньше не делали даже они, ревниво смотрели, кто что придумал ив чем изменил себя, что узнал и как это понимает.

Азазель услышал, как на другом краю мира Нагдиэльрассказывал весело:

— …и когда Всевышний увидел, что они подкрались кзапретному дереву и жрут плоды, Он крикнул в гневе: «Да чтоб вы подавились!» Тетак и застряли у них там, где были в тот момент. У Адама застряло в горле,отныне то место будет зваться адамовым яблоком, а у Евы сразу два, покрупнее,она же начала жрать первой, аппетит разошелся…

Нехаштирон, самый туповатый из ангелов, но постоянноприсутствующий среди тех, кто обожал смотреть на Творца с вызовом, спросилнепонимающе:

— Тоже в горле?

Рогзиэль, самый нетерпеливый и всегда все быстросхватывающий, гаркнул сердито:

— В груди!.. Ты что, не видел, какие у нее там спередиторчат яблоки?..

— А-а-а-а…

Ангелы смеялись, кто тихонько, кто во весь голос, некоторыехохотали. Азазель подумал невольно, что люди, даже оставив сад Эдема, успелиизменить не только сам сад, но даже ангелов. Хотя некоторые из них все еще копируютживотных, но смеяться научились только от людей, никто другой в Эдеме этого неумел.

Нагдиэль, снова похохатывая, спросил хитренько:

— А кто знает, почему Адам у костра греется, стоя кнему передом, а Ева всегда поворачивается задом? И так будут отныне поступатьвсе мужчины и женщины на свете?

Все смотрели заинтересованно, а Нехаштирон сказалнетерпеливо:

— Никто не знает. Говори, не томи!

— Не томи, — повторил Азазель и посмотрел на негос интересом: — Этого слова и даже понятия у нас не было. Много набираемсяот человека!

Они переглянулись, Ангрихон буркнул: