— Какой… ангел? — прохрипел он слабо.

Торопясь и сбиваясь, она рассказала ему о визите ангела.Адам выслушал молча, не перебивал, да и сил на это не осталось, а потом сказалглухо:

— Все пропало… Это был ангел не от Создателя, Ева…

— Не… от Господа?

— Да, — ответил Адам горько. — Люцифер,убоявшись, что Творец в самом деле может сжалиться, постарался сорвать нашепокаяние…

Он повернулся и тяжело пошел к берегу. Там упал на мокрыйпесок, долго лежал, грудь вздымалась тяжело, всякий раз так выпячивая острыеребра, что Ева страшилась, чтобы не прорвали кожу.

— Что будем делать, Адам?

Он ответил в песок:

— Будем жить и бороться. Если звери живут, то сможем имы.

— Но мы не звери! — сказала она с отчаянием.

— Значит, — сказал он, — будем жить лучше.

В его злом голосе она ощутила силу и уверенность. Казалось,неудача только обозлила его и заставляет бороться за жизнь, а не надеяться намилость Творца.

Она плакала и пыталась его поднять, тащить, он обнял еесильно исхудавшей рукой и шепнул совсем тихо:

— И все-таки… кое-что мы выиграли. Очень важное.

Она прошептала в слезах:

— Что?

— Господь велел нам, — прошептал он ещетише, — как и всем скотам, плодиться и размножаться. Наверное, там, вЭдеме, мы так бы и делали… всю вечность. Но здесь мы познали нечто новое… чегоне было в Эдеме.

— Что, Адам?

Он обнял и прижал ее к груди.

— Любовь.

Пес трудился вовсю, вынюхивая, а то и принося им гнезда сптичьими яйцами, а так они питались в самом деле травой, срывая самые молодыелистки и почки, выкапывали корни, некоторые оказались даже сладкими.

Адам еще не оправился от голода, но, оставив Еву в пещере,ушел на поиски. Он умел не только смотреть, но и видеть и, собирая корни иплоды, наблюдал за животными, птицами и даже насекомыми. Здесь они вели себяиначе, чем в саду Эдема, и Адам с дрожью во всем теле обреченно понял, что этои есть основные законы этого мира. Хочешь жить в этом мире, прими их. Иначеумрешь…

Ева сидела в пещере и задрожала, услышав тяжелые шаги,похожие на шаги ее мужа и в то же время чужие, тяжелые и грубые.

На землю что-то упало с шумом. Ева опасливо выглянула, Адамразминал усталые плечи, а у его ног распростерлась безжалостно убитая косуля спрекрасными удлиненными глазами, такими печальными и непонимающими: за что?

— Адам, — вскрикнула она пораженно, — ееубили?

— Да.

— Волки? А как ты спасся?

Он покачал головой.

— В этот мир пришли мы с тобой, Ева. А мы еще те волки.

Она охнула.

— Это ты… ее убил?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы жить, — ответил он. Увидев на ее лице отвращение,сказал теплее: — Ева, в этом мире, чтобы жить, нужно убивать. Если найдемдругой путь — пойдем по нему. Ты пока собери сухого хвороста, а я разделаюэто… существо.

Она переспросила:

— Разделаешь… это как?

— Увидишь, — ответил он кротко.

Она собирала хворост недолго, а когда вернулась, содраннаякожа косули уже сушилась на камнях, а ломти красного мяса поджаривались наогне. Пес с урчанием поедал внутренности, еще для него Адам сложил целую кучуотделенных от мяса костей. Ева сложила хворост вблизи костра, ноздрей коснулсянезнакомый запах, странный и волнующий.

Адам смотрел, как она непонимающе водит носом, пряталгорькую улыбку. Что делать, и его нежная, робкая жена будет, как хищный зверь,пожирать мясо убитого зверя. Насчет другого пути он сказал, чтобы утешить иподбодрить, пусть надеется на лучшее впереди, но… возможно, такие пути в самомделе есть. Хотя, если честно, это так прекрасно: сидеть у костра, смотреть вбагровые угли и с удовольствием есть жареное мясо, в котором только что еще биласьжизнь.

Шкуры Адам приспособил как подстилки в пещере.

Он приходил поцарапанный, он набрал вес после тогоголодания, однако остался сухим и жилистым, без капли ненужного мяса или жира.Глаза его часто смеялись, Ева с изумлением видела, что он счастлив. Он научилее сшивать шкуры и теперь отправлялся на охоту в крепком кожаном панцире. Дажеруки он оборачивал шкурами, прокусить ее непросто, тем более никакие когти ужене процарапают. Ева наловчилась выскабливать шкуры так тщательно, что сделалаиз них одежду, в которой бесстрашно садилась на любые колючки и камешки.

Блистающую одежду неохотно сняла, после того как Адам сказалнедовольно, что слишком блестит. Этот мир почти весь серо-зеленый, и такаяодежда для них чересчур яркая.

Ева послушно убрала одежду в дальний угол, хотя, когда Адамуходил на охоту, тайком вынимала ее, надевала и прохаживалась перед входом впещеру, представляя, что все звери и птицы смотрят на нее и завидуют.

Мяса он приносил вдоволь, потом научился бить птицу, чутьпозже сумел проткнуть острым суком первую рыбину, а потом сделал для этой целиособое копье с загнутым сучком на конце.

Ева собирала сладкие ягоды, их великое множество как втраве, так и на кустах, однажды приготовила жареное мясо с начинкой из ягод, иоба ощутили наконец, что живут здесь… счастливо.

Сегодня ночью Ева во сне всхлипывала, Адам прижимал ее ксебе, успокаивал, она переставала вздрагивать, но из-под плотно сжатых векбежали слезы.

Утром он проснулся, худой и с ввалившимися глазами, но голосего был твердый:

— В минуты слабости я готов умолять Господа, чтобы Онсмилостивился и простил нас. И чтобы вернул в сад Эдема… Но потом я стыжусьсвоих мыслей.

— Адам!

— Мы уже научились, — сказал он, — как козы иовцы, питаться травами и злаками. Мы научились, как хищные звери, питатьсямясом других зверей!.. Вот там в кустах чирикают птицы, у них там гнездо сотложенными яйцами, их тоже можно есть…

Она вскрикнула испуганно:

— Адам! Как можно? Из тех же яиц выведутся птенчики! Тыне дашь им жизни!

Он напомнил с жесткой усмешкой:

— А мы ведь в первые дни… Помнишь?

Она замотала головой.

— Нет! И вспоминать не хочу. Мы тогда умирали. А теперьмы уже встали на ноги. Мы не должны убивать…

— Лучше они, — сказал он, — чем мы.

— Адам!

— Все звери и животные, — напомнил он, — какптицы и рыбы, — неразумные. Никто из них даже не понимает, что живет. Этотмир Господь отдал мне, и отныне я в нем заведу свои порядки, свои законы!..