Оператор заменил в магнитофоне кассету на нужную и вновь включил воспроизведение. Как шла регистрация, я не видел, так как в это время находился у входа в аэровокзал, но сразу узнал на экране знакомые лица. Вот подают свои удостоверения личности и билеты морские офицеры, вот толкаются и, видимо, подшучивают друг над другом давешние студенты, а вот и те самые туристы – все шестеро! Ну поверните же к камере свои лица! И они их действительно повернули. Сначала воровато оглянулся спутник «итальянца», который составил ему компанию при посещении туалетной комнаты.

– Стоп! – Это Бондарев положил руку на плечо оператору.

Тот поспешно нажал кнопку паузы, и мы буквально впились глазами в экран.

– Что скажешь? – обратился ко мне Бондарев, указав взглядом на запечатленного на пленке мужчину.

Невысок, сутул, растрепанные темные, но не черные волосы, грубое, словно вытесанное из камня, лицо, форму и цвет глаз на черно-белой пленке не разглядеть. Зато отлично видны брови, вернее, их отсутствие. Какие-то жалкие кустики жиденьких волосков на надбровных дугах. Да нет, не он. Сулейман гораздо выше, да и его охранник… Правда, ссутулившись, можно уменьшить собственный рост. А лицо? Волосы?

– Ты на цвет волос не смотри, их перекрасить недолго, – произнес у меня над ухом Бондарев. – Лицо сравнивай.

– А брови? – Я ткнул пальцем в экран. – У охранника Сулеймана густые, сходящиеся к переносице брови.

– Важен целостный образ, – ответил Бондарев. – А брови можно сбрить или вырвать.

Я мысленно описал лицо человека на экране, добавив к его описанию густые, выдающиеся брови. И оно практически в точности совпало с описанием, полученным от продавца ножей в аэропорту Домодедово.

– Это он, – с удивлением для самого себя пробормотал я.

Бондарев, похоже, не сомневался в моем ответе.

– Давайте дальше, – приказал он оператору.

Тот опять включил воспроизведение. Мне уже все было ясно, но я просто обязан был опознать Сулеймана. И когда видеокамера показала нам профиль «итальянца», закричал:

– Это второй!

Стоило изменить «итальянцу» прическу, снять с него дурацкие жабьи очки, смыть с лица светлый тональный крем, опустить на место верхнюю губу и переодеть в костюм и ботинки от Кардена, Версачи или еще какого-нибудь модельера с мировым именем, как он превращался в Сулеймана. Мне оставалось только рвать на себе волосы от досады, что я не узнал его раньше. Не менее часа убийцы моего друга разгуливали мимо меня по аэровокзалу, а я, вместо того, чтобы уложить их мордами на пол и надеть наручники, все это время ходил рядом и хлопал глазами! Мы все попались на хрестоматийную уловку. И в Шереметьеве, и в Домодедове они выглядели, как иностранцы. Сулейман так вообще как рекламный красавец с обложки. А в нижегородском аэропорту появились в образе российских туристов, в отечественных ботинках, штанах и штормовках, с простыми брезентовыми рюкзаками, да еще в компании настоящих туристов, с которыми, я уверен, они познакомились на остановке или в автобусе. А я и все остальные, введенные в заблуждение стереотипностью мышления, не опознали, а проще говоря, проморгали их.

– Когда прибывает владивостокский рейс? – нарушил мои рассуждения своим вопросом Бондарев.

Услышав вопрос, Торопов тут же вышел из операционного зала. А я уж думал: он всюду таскает с собой свое расписание. Вернулся полковник назад через пять минут. Увидев его осунувшееся небритое лицо, я сразу понял, что новости у него неважные. Торопов устало опустился на стул и произнес:

– Я разговаривал с диспетчером: самолет приземлился еще четыре часа назад.

Владивосток, 13 марта, 09.30

Пройдя через зал прилета и оказавшись на улице, Ахмед первым делом выплюнул изо рта ватные тампоны, которые вложил между десной и верхней губой. Во время утомительнейшего восьмичасового перелета экономклассом через всю территорию России он едва не захлебнулся собственной слюной, которая как нарочно скапливалась во рту. За время полета ватные затычки за губой пришлось менять пять или шесть раз, хорошо, что он купил в аптеке целую упаковку.

Ахмед взглянул в разительно изменившееся лицо Омара с редкими волосками на месте прежних густых бровей и, кивнув ему головой, направился к стоянке такси. Таксисты-частники, громко предлагающие свои услуги, избегали напрямую обращаться к двум неказисто одетым мужчинам, навьюченным брезентовыми рюкзаками. Ахмед сам поймал за локоть одного из таксистов:

– Довезешь до города?

– Сколько вас? – Таксист, молодой парень в надвинутой на лоб кожаной кепочке, с прищуром взглянул на небогато одетого клиента, оценивая его платежеспособность.

– Двое.

– Тогда по две сотни с носа.

– Идет, – не торгуясь, согласился Ахмед и шагнул к выстроившимся в ряд машинам, большую часть которых составляли японские иномарки с правым рулем.

Таксист поймал его за рукав:

– Э-э, дядя, деньги вперед.

Ахмед вынул из нагрудного кармана сложенную пополам пачку российских рублей, которые он выменял на доллары в нижегородском обменном пункте, и, отделив от пачки пятисотрублевую купюру, протянул таксисту. Отношение извозчика разом изменилось. Он молниеносным движением выхватил из руки клиента денежную купюру и, произнеся:

– На месте рассчитаемся, – указал на стоящую неподалеку серебристую «Тойоту». – Прошу!

Ахмед уселся на переднее сиденье. Место за его спиной занял Омар. Рюкзаки они поставили на колени.

– Так куда ехать, дядя? – поинтересовался таксист.

– В баню, – заявил тот.

Ответ явно удивил таксиста.

– В смысле, в сауну? – уточнил он.

– В баню, где можно помыться, привести себя в порядок и погладить одежду! – теряя терпение, повторил Ахмед.

Таксист готов был поспорить с клиентом, что его походные штаны и штормовка не будут лучше выглядеть даже после самой тщательной утюжки, но предпочел сохранить это мнение при себе. Тем более что, высказанное вслух, оно вряд ли позволяло надеяться на щедрые чаевые. Потратив лишние двадцать минут на поиски, он отыскал в городе работающую с утра баню и с надеждой, что сто рублей сдачи удастся оставить себе в качестве чаевых, высадил перед ней своих клиентов.

Про сдачу Ахмед даже не вспомнил. Не сказав больше таксисту ни слова, он молча выбрался из машины и решительно направился к бане. Уже через пятнадцать минут он и Омар лежали на горячих от пара деревянных полках, нанятый банщик растирал их мускулистые тела жесткой рукавицей, а в помещении прачечной две русские прачки чистили и утюжили костюм Ахмеда, который он вытряхнул из своего рюкзака. После парной, уже лежа в просторной ванне, Ахмед с наслаждение смыл с головы лак и избавился от прически, делающей его похожим на гомосексуалиста. Когда он в почищенном и поглаженном костюме, сорочке, галстуке, итальянских кожаных туфлях и с кейсом вместо рюкзака вышел из бани на улицу, никто не узнал бы в нем вошедшего туда час назад небогатого таежного путешественника. Преображение Омара оказалось не столь впечатляющим, но и он в своей прежней одежде уже мог сойти за шофера или мелкого помощника своего хозяина.