Ноги сразу же свело судорогой, Амалия оступилась и с плеском погрузилась в неожиданно глубокую купель почти по шею. Из-под капюшона де Вильи послышался тихий смешок. Затем он коротко кивнул и, снова не говоря ни слова, жестом указал Амалии на белый круг на полу в нескольких футах перед собой. И только когда она выбралась из воды и, дрожа и растирая плечи руками, встала на место послушника, будущий Наставник наконец заговорил.

– Во имя Всеотца и Короны, – послышался раскатистый хриплый голос. – И всего подобного… проклятье, как они вообще запоминают все это?

– Что? – Амалия попятилась. – Что вы… где профессор де Вилья?

– Полагаю, где-то снаружи. – Коннери откинул с лица капюшон. – Профессор де Вилья милостиво согласился уступить мне честь провести обряд твоей Инициации.

Прозвучало это настолько непринужденно, что Амалия почему-то сразу представила себе де Вилью с кровоподтеками по всему лицу и без пары передних зубов.

– Зная его иберийский темперамент, – усмехнулся Коннери, – могу сказать, что он вряд ли сдался бы так легко, если бы знал, что предстанет его взору.

Только сейчас Амалия поняла, что стоит перед Коннери в одной мокрой белой мантии. Черт бы побрал эти традиции! Почти как голая – потяжелевшая ткань стала наполовину прозрачной и плотно облепила тело, подчеркивая все линии.

– Я закричу. – Амалия вспыхнула и закрыла руками грудь и низ живота. – Предупреждаю вас!

– Давай. – Коннери невозмутимо пожал плечами. – Верещи сколько влезет. Ты всерьез думаешь, что я здесь для того, чтобы пялиться на тощую замерзшую девчонку?

Амалия смущенно опустила глаза. Коннери жил на свете уже почти две сотни лет и наверняка знал немало женщин – взрослых, красивых… когда-то давно. Конечно, он страшный и недобрый, но похотливо разглядывать полуголую шестнадцатилетнюю девушку с дрожащими синими губами? Нет, на него это совершенно не похоже. Вот де Вилья – если верить болтовне Агнешки – точно бы не отказался от подобного зрелища.

– Тогда зачем вы здесь? – осмелев, спросила Амалия. – Вы ведь никогда не участвовали в Инициации.

– В том, что сейчас называют Инициацией, – Коннери склонил голову набок, – я участвовать не собираюсь. Бессмысленные клятвы и бесполезные ритуалы, в которых нет ни капли истинной Силы.

– Это же просто традиция, – осторожно возразила Амалия. – Нам так рассказывали.

– Лишь жалкие отголоски тех времен, когда магов еще не строгали в угоду правителям, как деревянных солдатиков. – Коннери скривился. – Древний ритуал создает особую связь между учеником и учителем. Разве может один маг – будь он хоть в десять раз могущественнее Элвина Торвальдсена – скрепить свой Дар с таким количеством студентов? Почти десяток на одного профессора – каждый год.

– Клятва Короне и Всеотцу. – Амалия упрямо помотала головой. – Профессор Кроу говорила…

– …то, что должна была сказать, – прервал ее Коннери. – Она действительно верит, что в старых ритуалах больше нет нужды. Но я не собираюсь рисковать.

Похоже, он уже давно держал короткий кривой нож под рукой – то ли в рукаве, то ли в складках мантии. Тускло поблескивающий металл отражал огоньки свечей – словно капли крови на холодном железе. Амалия ойкнула и снова попятилась назад.

– Не дергайся, – предупредил Коннери, подходя ближе. – Я не буду врать и говорить, что это совсем не больно. Это больно.

Сделав еще шаг, Коннери поднял руку с ножом и…

Провел лезвием по своей левой ладони. Кровь выступила сразу – темная, как будто черная. Густая – не заструилась по пальцам, хотя порез был глубоким, – просто медленно потекла. Амалии хотелось бежать, кричать, звать на помощь – но она лишь стояла на месте и смотрела, как Коннери опускается перед ней на колени. Даже сейчас их головы оказались почти вровень.

– Клятвы Короне – несусветная чушь, – произнес он, макая в кровь пальцы целой руки. – А Всеотцу нет дела до таких, как мы.

– Нет, прошу вас, – только и смогла прошептать Амалия. – Умоляю, не делайте это со мной, сэр…

Свечи за спиной Коннери вдруг вспыхнули, как маленькие факелы, – словно в них вдруг плеснули масла. Теперь Амалия смогла увидеть его лицо прямо перед собой – хмурое, сосредоточенное и побледневшее. Седые космы трепетали, как будто под порывами ветра, – но откуда здесь, в Храме, мог взяться ветер?!

– Потерпи. – Коннери пришлось говорить громче, чтобы перекрыть нарастающий гул, но все же его голос вдруг зазвучал неожиданно мягко: – Еще немного осталось и…

Дальше Амалия не расслышала. Коннери поочередно коснулся ее щек и лба испачканными в крови пальцами, и каждое прикосновение отдавалось в голове оглушительным звоном и вспышкой боли. В глазах потемнело, и Амалия непременно свалилась бы на пол, если бы Коннери не подхватил ее – аккуратно, так, чтобы не измазать ее мантию кровью. Несколько мгновений она стояла, всем телом прижавшись к нему, но потом Коннери мягко отстранил Амалию.

– Молодец, девочка, – произнес он. – Теперь – последнее.

В его руках появился небольшой кубок из какого-то темного металла. Коннери сжал пальцы в кулак, и по его запястью скользнули капли крови. Часть из них разметало вихрем, скручивавшимся вокруг Амалии, но все же кубок быстро наполнился почти на треть.

– Пей! – одними губами приказал Коннери.

Амалия замотала головой. Где-то высоко наверху загремели колокола Храма, и все здание задрожало, стряхивая с потолка и стен вековую пыль. Из-за ширмы раздался нестройный визг первокурсниц, едва слышный сквозь завывания ветра, порожденного Силой.

– Пей, – повторил Коннери, сжимая пальцы Амалии вокруг стремительно нагревающегося кубка. – Нужно закончить ритуал, закрыть поток!

Или дождаться, пока тут все рухнет?! Когда пол под ногами дернулся, Амалия выдохнула и прижала к губам горячий металл.

Боль пришла не сразу. Легонько ужалила в язык, прокатилась волной по груди и только потом вспыхнула черным огнем где-то внизу живота, выбивая дух и швыряя Амалию на пол.

– Мамочка, – застонала она, – папа, пожалуйста…

Умирать оказалось не страшно – больно, но и только.

Не надо бояться боли. За нею следом идет облегчение, а после него – только покой. Тот же, что всегда царит в Храме. Ветер стих, с потолка перестала сыпаться каменная крошка, а вихрь Силы исчез, вкрутившись в пол. Древняя громадина будто бы устало выдохнула и снова погрузилась в сон. Единственным звуком, еще раздававшимся в тишине, был какой-то размеренный стук.

Это билось сердце Амалии. И с каждым ударом боль покидала тело, а за ней ушел и холод. Наверное, так люди и умирают – постепенно теряя чувствительность, будто бы погружаясь в долгий-долгий сон. Но спать Амалии почему-то не хотелось.

– Ты собираешься вставать? – Коннери уже поднялся на ноги и отряхнул мантию. – Как ощущения?

Амалия неуклюже перевернулась на живот и поднялась на ноги. Наверное, ее должны были разрывать ужас и боль… но их больше не осталось. Мягкая и теплая волна пробежала по телу от головы до пальцев, разгоняя кровь и согревая замерзшие от холодной воды купели и ветра конечности. Странное ощущение, и все же его можно было назвать… почти приятным. Даже ненависть к Коннери утихла, исчезла, будто бы у Амалии внезапно появились куда более важные дела, чем на кого-то злиться.