нужно кое-что обсудить. Я всё ещё мог выдавать ему утренние и вечерние таблетки, но что делать с дневными, когда я вернусь в школу?

– Думаю, Мелисса может давать их вам в понедельник, среду и пятницу во время сеансов ФТ, но они не успеют сильно подействовать к началу упражнений. И что делать со вторниками и четвергами?

– Я просто попрошу миссис Ричлэнд. Её хлебом не корми – дай сунуть нос в мой дом. Может, сделает пару фотографий, чтобы выложить в «Фэйсбук» и «Твиттер».

– Очень смешно.

– Дело не только в дневных таблетках, – сказал он. – Есть ещё и ночные.

– Я останусь на ночь, чтобы…

– Нет, Чарли. Тебе пора ночевать дома. Уверен, твой отец скучает по тебе.

– Я всего лишь в пяти минутах от него!

– Да, но твоя комната пустует. Когда он приходит домой, то ужинает один. Мужчин в одиночестве иногда могут начать посещать дурные мысли. Я прекрасно это знаю, поверь мне. Ты будешь оставлять мне дневные таблетки утром, когда приходишь проверить меня и покормить Радар, и будешь оставлять ночные перед уходом домой.

– Я не должен так делать!

Мистер Боудич кивнул.

– Чтобы я не схитрил. Потому что я пристрастился к этим проклятым пилюлям и это будет искушением для меня. Но я обещаю тебе. – Он приподнялся на обоих локтях и уставился на меня своими глазами. – Если я схитрю, я сразу же признаюсь тебе и полностью откажусь от таблеток. Перейду на «Тайленол». Таково моё слово, и я сдержу его. Ты согласен?

Я обдумал это и согласился. Мы пожали друг другу руки. Тем вечером я показал мистеру Боудичу, как включить фильмы и телепередачи на моём ноутбуке. Положил две таблетки «Окси» в маленькую тарелочку на прикроватном столике. Закинув рюкзак на плечо, я показал на телефон.

– Если понадоблюсь, звоните. Днём или ночью.

– Днём или ночью, – подтвердил он.

Радар проводила меня до двери. Я наклонился, погладил её и обнял. Она лизнула меня в щёку. Затем я пошёл домой.

12

Он не схитрил. Ни разу.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Вода под мостом. Очарование золота. Старая собака. Газетные новости. Арест.

1

начала я три раза в неделю обтирал мистера Боудича губкой, потому что в тесной ванной на первом этаже не было душа. Он разрешил, но настоял сам заниматься своими интимными местами (я был не против). Я мыл его тощую грудь и ещё более тощую спину, а однажды, после неприятного инцидента, когда он медленно шагал в тесную маленькую ванную, я помыл его тощий зад. Ругань и нецензурная брань в тот раз были вызваны как смущением (горьким смущением), так и гневом.

– Не переживайте, – сказал я, когда его пижамные штаны снова были на нём. – Я постоянно убираю какашки Радар на заднем дворе.

Мистер Боудич одарил меня своим фирменным «ты что, идиот?» взглядом.

– Это другое. Радар – собака. Она нагадит на лужайку перед Эйфелевой башней, если ты ей разрешишь.

Мне показалось это интересным.

– Разве перед Эйфелевой башней есть лужайка?

Теперь он изобразил фирменное закатывание глаз.

– Не знаю. Я просто пояснил. Можно мне колы?

– Конечно. – После того, как отец принёс упаковку колы, я постоянно держал в доме запас для мистера Боудича.

Когда я принёс колу, он сидел в своём старом мягком кресле, Радар – возле него.

– Чарли, можно мне кое-что у тебя спросить? Всё, что ты делаешь для меня…

– Каждую неделю я получаю за это неплохой чек, что очень ценю, даже когда мне кажется, что я делаю недостаточно.

– Ты бы делал это и бесплатно. Ты говорил мне об этом в больнице, и я верю тебе. Ты что – хочешь стать святым или, возможно, искупаешь вину за что-то?

Это прозвучало довольно проницательно. Я подумал о своей молитве – об уговоре с Богом, – а также про звонок о заложенной в школе Стивенс-Элементари бомбе. Берти считал это самой весёлой выходкой на свете, но тем вечером – с пьяным храпом отца в соседней комнате – я мог думать только о том, как мы перепугали кучу людей, в основном маленьких детей.

Тем временем, мистер Боудич пристально смотрел на меня.

– Искупление, – сказал он. – Интересно, чего?

– Вы дали мне хорошую работу, – сказал я, – и я благодарен. Вы мне нравитесь, даже когда ворчите, хотя признаюсь, это немного отталкивает. Всё остальное – было, да водой унесло.

Он обдумал это, затем сказал то, что врезалось мне в память. Может, потому, что моя мать погибла на мосту, когда я ходил в Стивенс-Элементари, может, просто потому, что это казалось мне важным и до сих пор имеет значение.

– Время – это вода, Чарли. А жизнь – это мост, под которым она течёт.

2

Время шло. Мистер Боудич продолжал кричать и ругаться во время своих сеансов терапии, так сильно расстраивая Радар, что Мелиссе приходилось выводить её на улицу перед началом занятий ФТ. Сгибания были болезненными, очень болезненными, но к маю мистер Боудич мог сгибать колено на восемнадцать градусов, а к июню почти на пятьдесят. Мелисса начала показывать ему, как на костылях подняться по лестнице (и, что более важно, как спускаться без катастрофических падений), так что я перенёс «Окси» на третий этаж. Я хранил таблетки в старом пыльном скворечнике с вырезанным из дерева вороном на верхушке, от которого у меня мурашки шли по коже. Мистеру Боудичу стало легче передвигаться на костылях, и он стал сам обтираться губкой (что он называл «ванной шлюхи»). Мне больше не приходилось подмывать ему зад, потому что никогда не случались инциденты по пути в туалет. Мы смотрели старые фильмы на моём ноутбуке, всё подряд от «Вестсайдской истории» до «Маньчьжурского кандидата» (которого мы оба обожали). Мистер Боудич поговаривал о приобретении нового телевизора, что показалось мне верным признаком того, что он возвращается к жизни, но передумал, когда я сказал, что нужно протягивать кабель, либо устанавливать спутниковую тарелку (похоже, он не спешил возвращаться). Я приходил к шести каждое утро и, не участвуя ни в тренировках, ни в соревнованиях по бейсболу (тренер Харкнесс бросал на меня косой взгляд каждый раз, когда мы пересекались в коридоре), почти