воды – она была красной. Красной от крови немецких солдат. Убитых солдат, спрятанных за кустами чуть выше по склону. Вверх взмывают стервятники, так сильно напугав живых криками, что у них заходятся сердца. Все смущены и посмеиваются, не глядя друг на друга.

Следующая картинка – постой на ферме, воздух пахнет кисло и остро. Марсель идет на запад и обнаруживает разломанные поваленные клетки с кроликами, подохшими от голода и жажды.

Тяжелораненым, страдающим от нестерпимой боли, дают опиум, и они стонут в искусственном сне, из которого большинству лучше бы не выходить. Ногу капрала пожирают гангрена и паразиты – он порезал себя сам ножом и натолкал в рану земли, чтобы попасть в лазарет.

Иногда Марсель вспоминает ферму. Думает о родных краях. Он знает, что Альбер Бризар пошел воевать, несмотря на плоскостопие. Сослуживцы часто обращаются к нему за помощью, и он накладывает швы тем, кто поранился, упав на ржавую железку, был покусан крысами, ранен пулей или осколком снаряда. Луи Бертран – накануне ему исполнилось девятнадцать – падает рядом с ним на колени, прошитый очередью из пулемета. Внутренности выпали ему на руки, он баюкает их, как мать только что народившегося младенца, и просит:

– Только посмотри на этот кошмар, Бризар, придется тебе штопать меня.

Бедняга безостановочно заталкивает кишки внутрь грязными пальцами, и Бризар достает из кожаного кошелька катушку ниток и набор иголок, которые, наверное, годятся для свиней, но никак не для людей. Он укладывает Луи Бертрана на спину, отрывает лоскут от рубахи и начинает зашивать открытую рану. В небо поднимаются желтые и черные дымы, комья земли взлетают в воздух.

– Я, кажется, обделался, – шепчет раненый.

– Успокойся, малыш, – отвечает Бризар, – мать потом подотрет тебя, как в старые добрые времена.

Солдатик хихикает и повторяет:

– Только посмотри на этот…

И умолкает. Альбер Бризар продолжает шить, хотя пальцы у него трясутся, они липкие от крови, жира, слизи и с трудом удерживают иголку. А потом он получает пулю между глаз и валится на Луи Бертрана.

Осколок снаряда отрывает голову солдату, но тело делает еще несколько шагов вперед – совсем как утка, которой хозяйка свернула шею, а она все равно бежит к лужице на задах фермы, как будто надеется напиться.

Немецкий стрелок высовывается из окопа, и Марсель берет его на мушку. Он думает: «Это все равно что убить животное, всего лишь животное, животное…» – и стреляет, но промахивается и попадает бошу в шею. Марсель ползет к нему на четвереньках и видит, что парень еще жив и зажимает пальцами рану. Ему не больше семнадцати, под темно-голубыми, в пушистых ресницах глазами залегли тени, на верхней губе растут усики, а вот щеки совсем гладкие и белые. Руки тоже нежные и мягкие. «Городской», – решает Марсель. Паренек пытается что-то сказать, размыкает губы, и на них вздуваются красные пузыри. Он что, просит прощения за то, как ужасно выглядит? Или за полную бездарность в искусстве войны? А может, жалеет Марселя, которому придется до конца дней помнить лицо умирающего врага. Немец тянет к Марселю руку, но тот не способен на ответный жест и стоит, не сводя с него глаз: неразборчивый шепот, взгляд помутнел и погас.

Июльским вечером 1921 года Элеонора производит на свет здоровенького мальчика. В честь покойного деда его называют Анри. Марсель смотрит на сына, лежащего на животе у матери. Повитуха вручает ему ребенка – нужно позаботиться о роженице, он отходит в сторонку, отворачивается и плачет от облегчения: левая щечка малыша совершенно гладкая. Приводят вдову, и она как будто узнает дочь. Смотрит на Анри и Элеонору, протягивает дрожащую узловатую ладонь и легонько касается лица внука. Она совсем сдала, путает имена, лица, времена, день и ночь. Голос у нее скрипит, дочь с зятем даже не пытаются ее понять, только задают простейшие вопросы, и она отвечает – то да, то нет, как придется. Ест старуха совсем мало, потому что ей трудно глотать. Она сгорбилась и стала меньше ростом, как будто земля притягивает ее, из-за недержания от нее вечно воняет мочой. Элеонора кормит, моет и переодевает мать – как Анри.

Она быстро поняла, что ей придется стать буфером между мужем и сыном. По ночам Анри часто плачет, и, если у Марселя сильные боли, он молит:

– Успокой же его, успокой, не то…

Она ходит по комнате с ребенком на плече и похлопывает мальчика по попке, массирует ему животик, трет пальцем десны, дает пососать морковку, но ничего не помогает. Марсель сидит за столом с рюмкой водки, заткнув пальцами уши. Детский визг вгрызается в виски, от него ломит зубы, как от скрипа железом по стеклу. Элеонора пытается уложить Анри, и тот заходится в крике. Марсель вскакивает, в три больших шага оказывается у колыбели, бьет ладонью по спинке и орет:

– ЗАТКНИ – ПРОКЛЯТОГО – МАЛЬЧИШКУ!

Элеонора склоняется над младенцем, отгораживает Анри от отца и долго стоит не шевелясь, а когда поднимает глаза, Марсель отшатывается. Видит сломанную спинку колыбели, съежившегося сына, побелевшее лицо жены. Он хватает куртку и выбегает на улицу.

Через несколько часов он заглядывает в окно, не решаясь переступить порог дома, Элеонора спит на кровати, прижав к себе ребенка, – и он уходит ночевать на сеновал.

Проходит год, и как-то раз, зимней ночью, вдова просыпается, встает, тихо идет по комнате, путаясь в длинной рубашке, останавливается, смотрит на Марселя с Элеонорой. В полуразрушенном мозгу всплывают, сменяя друг друга, воспоминания, и бедняжке кажется, что это она лежит в постели рядом с мужем, а в колыбели спит не внук Анри, а малышка Элеонора. Но почему вокруг все не так? Комната изменилась: стены́, открывавшейся в хлев, больше нет, мебель переставлена.

Вдова выходит во двор, оглядывается на ферму, странно-голубую в лунном свете, холод пробирает старую женщину до костей. Она обнимает себя руками за угловатые плечи, семенит босиком по промерзшей земле, оказывается у колодца, прислоняется к краю, чтобы передохнуть, и вдруг слышит из глубины нежный, мелодичный звук. Нет, это не ветер, это кто-то кричит. Вдова наклоняется, видит на неподвижной черной глади свое отражение и «узнает» голос: это муж зовет ее к себе через время и пространство. Она падает, бьется затылком о каменную кладку и умирает, не долетев до воды. Ветер уносит прочь все звуки, Луна снова смотрится в колодец, как в зеркало.

Исчезновение бабушки обнаруживают рано утром. После нескольких недавних «отлучек» ее состояние резко ухудшилось, и Марсель с Элеонорой не понимают,