Увы, напрасно три пары глаз напряженно следили за моряком и волкодавом в предвкушении скандала. Ужасный монстр, вместо того чтобы зарычать или напасть на очередную жертву, вдруг стал ластиться к незнакомцу, поскуливая при этом как щенок.

– Привет, разбойник, – ласково потрепал его по холке Дмитрий, после чего подошел к Люсии и попытался поцеловать ей руку.

Ревнивый Сердар немедля вклинился между ними, явно стараясь помешать обмену нежностями, но не преуспел. Баронесса Штиглиц, которую он обожал со всем пылом своей песьей души, и Будищев, бывший для него кем-то вроде бога, уже стояли рядом, держась за руки, и даже ему было не под силу им помешать.

«Почему ты так давно не приходил?» – спросили ее глаза.

«Мое сердце всегда было с тобой», – ответил его взгляд.

– Какой пассаж! – едва не присвистнул жадно наблюдавший за ними студент, которого товарищи звали Антошей.

– Вав! – горестно заметил пес, понявший, что внимание самых дорогих ему людей занято друг другом и на его долю мало что останется.

– Что случилось с… твоей воспитанницей? – с легкой запинкой поинтересовалась Люсия.

– Ты знаешь?

– Помилуй, я живу вовсе не в глухом лесу. Разумеется, до меня дошли дурные вести, и очень жаль, что узнала я их не от тебя!

– Прости. Не хотел тебя беспокоить.

– Вздор! Мы скоро обвенчаемся и будем вместе и в горе, и в радости. Почему бы не делать это теперь?

– Ты, конечно, права. Но я поначалу решил, что ситуация не столь серьезна, а потом все так запуталось…

– Ты мог бы прийти к нам. Попросить о помощи. У отца большие связи, не думаю, что он отказал бы.

– Мне показалось, что Александр Людвигович не очень-то хочет видеть меня… без титула.

– Хочет, не хочет, но ты однажды спас Людвига, и если бы твоим ходатаем выступил он, за тебя вступилась бы вся империя Штиглицев! Впрочем, я вполне понимаю тебя. Папа не самый приятный в общении человек. И что же ты собираешься предпринять?

– Даже не знаю. Добиться официальным путем ничего не получается. Лиховцев советует обратиться напрямую к государю, но… меня даже близко к дворцу не подпускают!

– Невероятно!

– Неделю назад я бы и сам в это не поверил.

– Значит, надо перехватить его в другом месте.

– Прекрасная идея! Знать бы еще где?

– Как говоришь в таких случаях ты, тоже мне проблема! – победно усмехнулась баронесса. – Сегодня у нас что?

– Первое марта, – удивился Дмитрий, – а что?

– Какой день?

– Воскресенье.

– Господи, все тебе надо разжевывать! Всем бывающим при дворе, ну кроме тебя, разумеется, хорошо известно, что его величество никогда не пропускает развод караулов в Михайловском манеже.

– Черт! Прости, родная, мне надо поторапливаться…

– Господин Будищев! – ледяным тоном остановила его баронесса. – Если вы сейчас бросите меня здесь одну, между нами все кончено!

– Но, Люся…

– Во-первых, у нас полно времени, – не терпящим возражений голосом заявила она. – Во-вторых, только посмотри, во что ты одет? Нужен парадный мундир, иначе тебя и впрямь близко не подпустят к императору.

– Пожалуй, – невольно согласился Дмитрий.

– Ну и в-третьих, мне тоже нужно переодеться!

– Это еще нах… зачем? – едва справился с удивлением подпоручик.

– Затем, – мило улыбнулась его избранница, предпочтя не заметить очередную оговорку, – что у его величества так много забот, что простого офицера, пусть даже имеющего столько наград, почетных званий и иных регалий, как ты, он может и не заметить. Но вот хорошенькую молодую барышню его острый взгляд не пропустит никогда!

– Ни фига себе, – только и смог ответить озадаченный Будищев, – но…

– Так, я не поняла, ты считаешь, меня недостаточно привлекательной?!

– Что ты, что ты, – поспешил успокоить ее жених, – но откуда такие познания?

– Милый, ты не забыл, что я выпускница Смольного института?

Чтобы не возвращаться домой, за мундиром был послан Федя, благо Домна его хорошо знала, а Дмитрий под конвоем Сердара был препровожден в особняк Штиглицев и терпеливо скучал, пока Люсия вместе с горничной выбирали наряд, достойный такого случая. Стоит ли говорить, что ожидание несколько затянулось?

Шматов успел смотаться на квартиру Будищева, попить чая с гостеприимной кухаркой, вернуться назад, помочь боевому товарищу облачиться, но баронесса все еще не была готова.

– Мне совершенно нечего надеть! – с глухим отчаянием в голосе воскликнула мадемуазель Штиглиц.

– Вот это вполне ничего! – попыталась возразить ей горничная, совершенно не разделявшая опасений своей госпожи, тем более что в Манеже платье все равно будет под шубкой.

– Маша, что ты такое говоришь! – возмутилась барышня. – Ведь это же бог знает что. Я не могу предстать в подобном виде перед государем!

– А я вам говорю, покажитесь для начала Дмитрию Николаевичу, – не сдавалась девушка, которой надоело перебирать хозяйский гардероб. – Если ему понравится, то и царю сойдет!

– Ты уверена? – задумалась Люсия, которой пришлась по душе мысль покрасоваться перед женихом.

– Ну конечно!

Показ прошел на ура! Сгорающий от нетерпения Будищев, едва увидев принаряженную избранницу, так обрадовался, что все сомнения пропали сами собой, к тому же Дмитрий, отпихнув камердинера, уже подавал ей шубку.

* * *

Как ни избалованы были различными зрелищами петербуржцы, но даже для них, пресыщенных жителей северной столицы, развод караулов в Михайловском манеже был любимым развлечением. Тем более что попасть туда было не так просто. Да и кого могли оставить равнодушным красавцы гвардейцы в блестящих мундирах на великолепных лошадях, двигающиеся столь синхронно, что казались не живыми людьми, а винтиками какого-то мудреного механизма!

Неудивительно, что и государь любил это зрелище, напоминавшее ему о золотых днях детства, когда он, будучи еще беззаботным мальчиком, сидел на руках своего отца – великого императора, твердо правившего огромной империей. Как давно это было…

Александр был уже не молод. Большинство людей, включая сверстников, окружавших его в молодые годы, успели уйти из жизни, оставив ему лишь воспоминания о былом. Престарелому императору пришлось многое пережить, включая смерть двух сыновей, войну и несколько покушений. Люди, которым он искренне желал добра и многое сделал для их благополучия, отчего-то непременно пожелали убить его, как будто смерть могла принести им небывалое доселе счастье.

«Что вы делаете, безумцы? – хотелось иногда воскликнуть ему. – Мой сын вовсе не так мягок, как я. Он не станет с вами…»