Спроси своих стражей.

— Да её выпустить из рук страшно! — буркнул князь. — Всё что-то случается! Не женщина, а лихо какое-то.

— Это как поглядеть, — возразил Лель, но князь не дослушал.

— Как ни гляди, а у меня уже руки трясутся, и глаз дёргается, как только слышу о ней!

Тут уже Ульяна ожила и набросилась на князя:

— Подумаешь, неженка какая сыскалась! А меня в твоём доме убить задумали, да ещё таким мерзким способом, это как?

— Хотели бы убить, так убили, — разъярился мужчина. — Тебя всего лишь напугали!

Ульяна захлопала глазами, стараясь удержать слезы.

«Напугали?! Всего лишь напугали?»

От обиды она отступила на шаг, и лицо её скривилось. Понимая, что это некрасиво, но рыдания сдержать не удалось и она, закрывшись руками, отвернулась. Князь видел только её подрагивающую спину и слышал всхлипывания.

Он растерянно посмотрел на друга, но когда тот решил обнять плачущую женщину, по-звериному зарычал на него. Хотел рявкнуть: «Не смей», но получился невнятный рык.

Люди стояли и смотрели. Служанки тоже начали всхлипывать, а он не смел подойти к посланнице и пожалеть её. Боялся до дрожи в коленках, а она казалась такой несчастной, маленькой и уязвимой. Сердце разрывалось от боли, глядя на неё, и боль эта не давала пошевелиться. Окаменел.

— Княже, что с тварью делать?

— Что?

— Я говорю, что с тварью делать?

— А… дознание сейчас учиним.

— Надо бы сударыню покуда припрятать, — подал идею Лель.

— Ко мне в покои, — велел князь.

— Э, Радомил, то урон чести посланницы…

— Я сторожить её буду! — громко повторил князь, обведя всех грозным взглядом, и начал опрос.

Глава 17

Две ночи провела Ульяна в покоях князя. Оба они держались подчёркнуто вежливо и соблюдали дистанцию. Больших ханжей, чем они себя показали, свет не видывал, но дело принципа. А поводом к принципиальности послужила подковырка Ульяны при осмотре княжеских покоев:

— Надеюсь, вы умеете держать себя в руках и не наброситесь на меня, чтобы утолить свои мужские страстишки?

Только что устало присевший на скамью князь взвился, как укушенный, и долго кружил возле неё, шипя, плюясь и рыча, прежде чем выдавил что-то вроде:

— …да я… да никогда… в тьме видал… в кошмарах… чудовище!!!

Ульяна удовлетворённо кивнула и скрылась, чтобы переодеться в пижаму. Выйдя, она немного покрутилась, обустраивая окружающее пространство и погрозив пальцем, когда ей «показалось», что князь залип на её зад (а уж что есть, то есть!), улеглась.

Спали они в одном помещении, даже в одной кровати, потому что Ульяна сейчас ни за что не осталась бы одна. Если случится ещё один паук, то пусть сначала закусит князем, авось подавится! Но если кто-то в тереме нафантазировал себе о ночных утехах посланницы и князя, то он ошибался, герои сплетен за ночь не нашли друг друга.

Во-первых, князь спал на перине и она была ужасающе мягкой, и во сне из ямки не так-то легко было выбраться; а во-вторых, князь устроил между ними баррикаду из покрывала, сшитого из шкурок и вороха мелких подушек.

Утром спящий князь был застукан Ульяной за преодолением баррикады, но поскольку она уже выспалась, то не стала будить нарушителя границы. Она тихонько привела себя в божеский вид, с интересом наблюдая, как князь ворочается и всё ближе оказывается у края кровати с той стороны, где она спала.

Из озорства хотела столкнуть его, но лохматик проснулся и с подозрением уставился на неё. Ульяна даже опешила, испугавшись, что князюшко догадался о её злокозненных намерениях. Но быстро сообразила, что взрослый человек не заподозрит другого взрослого в детской пакости, поэтому ей опасаться нечего. Она широко улыбнулась, отошла и небрежно кинув, что уже день на дворе, царственно покинула покои. Дела сами себя не сделают!

Теремные курицы во время следствия и проживания гостьи в княжеских покоях исходили на яд, но их положение стремительно ухудшалось. За них со всем рвением взялась сударыня Красава, которой надоели капризы и покушения на её власть. С самого утра она обозначила новые правила проживания, где все обязаны работать или вносить в казную подарки, оплачивая своё пребывание в тереме. К тому же сударыни должны были заняться поиском учителей для сыновей, если они хотели в будущем пристроить их к княжичу.

Честно говоря, Ульяна ждала, что мамочки потребуют алименты у князя или взбунтуются, но Красава ей лично объяснила, что князь уже отдал подарки матерям, когда они представляли ему новорождённых. И это были очень существенные дары для семей молодых матерей, кои должны были хорошо воспитать малышей. А будущее мальчиков будет зависеть от того, чему их научат дома, если конечно они не вступит в борьбу за наследство в случае гибели Савра.

В общем, другой мир и свои правила, которые Ульяна не собиралась менять, да и никто бы не дал ей своевольничать.

А ещё за женщин взялся Савр. Он был зол. Его достали маленькие братья, устраивающие неприятности по наущению своих мам. И самое горькое для него было осознание того, что он более не считал терем своим домом. Место, где он рос и знал каждый уголок, где переживал свои самые лучшие и горестные моменты, было осквернено.

И наконец, княжий гарем стала яростно изживать красавица Таяна — за ней стояла сильная семья и большие возможности. И вот семья решила влиять не на женщин, а на их семьи, которые уже получили от князя всё что должны были. Старший Бобрович намекнул родичам сударынь, чтобы те умерили свои аппетиты, иначе потеряют больше, чем выжали из князя.

В общем, в ответ на попытки выжить посланницу богини из терема, недалёкие дамы получили полновесный террор от всех своих недоброжелателей.

Ульяне нравилось, что все зашевелились и начали группироваться по интересам, лживое перемирие и вялое тявканье осталось позади. Наступило время действий, и если князь не воспользуется ситуацией и не избавится от недругов хотя бы в своём тереме, то она выбрала для себя ненадёжный дом.

А пока она сама себя назначила администратором программы по озеленению столицы, и в рабочем порядке знакомилась с жителями, суя свой нос повсюду.

Под её неравнодушным взором люди стали активнее подавать заявки на постройку теплиц, торопились влиться в организованные группы по добыче стройматериала и записывались в помощники печному мастеру, чтобы понять, с чем они вскоре будут иметь дело.

А всего-то надо было провести разъяснительную работу, проследить