Надо заметить, что с первого взгляда Аким не произвел никакого впечатления на восходящую кинозвезду. При знакомстве она холодно протянула холеную ручку и не слишком внятно назвала себя:

– Мета.

Акиму послышалось Нета, такое имя он встречал в литературе, к примеру, Неточка Незванова у Достоевского. Но, как потом выяснилось, это была не Нета, а именно Мета. Что за имя такое? – спросите вы. Полное имя восходящей кинозвезды было Металлина. И это опять покажется читателям несообразным. Рискуя стать навязчивым, я все же снова вынужден коснуться истории происхождения имен, которые не могут не удивить. В самом деле, что это за имя Металлина?! Но что поделать, такова была воля родителей девочки, а более всего ее бабушки и дедушки, с опозданием откликнувшихся на некогда повальную моду избегать простых, всем издавна знакомых имен и всей душой преданных идеям индустриализации. Никакого запрета на имятворчество нет. Вот и пускаются иные родители во все тяжкие, кто во что горазд, а дети потом мучаются и расхлебывают то, что не они заварили. Люди, наделенные не слишком пылкой фантазией, давали своим чадам все больше звучные иностранные имена. И тогда в изобилии появились Эльвиры, Луизы, Сильвы, Артуры, Ричарды, Ринальды. Те же, у кого фантазия была более изощренная и пылкая, давали, как им казалось, более соответствующие нашей действительности, а на наш взгляд, совсем уж несообразные имена – Тракторина, Пятилетка, Диамара, что означало – диалектический материализм.

А уж какие мальчикам давали имена, про это, как говорится, только бы в сказке сказать. Я, например, на своем веку встречал Индустрия Петровича, Трактора Степановича, Днепрогеса Феликсовича, а уж Радиев, Гелиев и Уранов, как и прочих, кому досталось именоваться чуть ли не доброй половиной элементов знаменитой периодической системы Д. И. Менделеева, так вы и сами, должно быть, встречали не раз. Давались имена и похлеще, вроде, к примеру, Оюшминальда, что означало всего лишь производное от слов – Отто Юльевич Шмидт на льдине. Забыть бы это и не вспоминать. Но я вынужден легонько тряхнуть старое лишь затем, чтобы читатели не считали слишком несообразным имя будущей супруги Акима Востроносова, которая сначала чуть было не отвернулась от своего счастья. Жене Кавалергардова, когда они остались с глазу на глаз, Мета так и отрезала:

– Глянуть не на что. Это не мужичишка даже.

– Дурочка, – всплеснула руками супруга Иллариона Варсанофьевича, – он же гений! Автор известнейшей повести «Наше время».

– А-а-а, – понимающе протянула Меточка и деловито добавила: – Тогда это меняет дело.

Меточка сравнительно быстро сумела очаровать Акима и при содействии Кавалергардовых стала его супругой. А став женой юного гения, она сделалась достаточно твердой не только хозяйкой дома, а и руководительницей Акима во всех делах. Меточка раздобыла исполнительную домработницу – как ей это удалось, остается только гадать – за порядком лишь присматривала, успевала сниматься в кино и на телевидении, время от времени еще вникать и в дела мужа.

На первых порах казалось, что у Акима теперь есть все, чего можно желать. Недоставало лишь одного – возможности работать в мало-мальски нормальных условиях. К тем гостям, которые привыкли толпами валить к Акиму Востроносову в его еще холостяцкую бытность, прибавились теперь не менее шумные и назойливые друзья Меточки. И порой городская квартира и дача становились похожи на усердно посещаемый клуб, где все желающие развлекаются в свое полное удовольствие как хотят, сколько хотят и когда им вздумается.

А работать надо было. Хотя гению дают больше других, как и положено гению, но и этому есть предел, а семейная жизнь и у гения требует дополнительных расходов. Между тем подошла пора, когда жить только тем, что дала повесть «Наше время», произведение по объему тощенькое, отнюдь не многотомный роман, сделалось совершенно невозможно.

Но дело не только в этом. Гений неизбежно оказывается подобен рекордсмену или чемпиону, особенно если не потомки, а современники поспешно присвоили ему этот титул. Как рекордсмену и чемпиону, так и гению предстоит постоянно отстаивать свое звание. И отстаивать делом. Тут не имеет большого значения тот факт, что на титул рекордсмена и чемпиона может претендовать любой достаточно подготовленный спортсмен, а на звание гения претендентов явных и открытых вроде бы и не видно – гении появляются неожиданно. Но от этого провозглашенному гению только хуже. Вести невидимую борьбу, бороться лишь с самим собой, не видя противника, еще труднее.

Каждое новое произведение, что там произведение, каждое выступление, каждое слово кумира придирчиво оценивают массы поклонников, непостижимым образом настроенных одновременно доброжелательно и бескомпромиссно строго. Они могут простить гению один промах, другой, ну от силы третий, но за четвертый даже самые пылкие обожатели не просто охладеют, сделаются равнодушны – нет, они уничтожат, бестрепетно казнят и казнят самой жестокой, самой мученической казнью. Так что, гений, будь начеку!

И все это, надо отдать справедливость, наш Аким если и не понимал ясно разумом, то по крайней мере достаточно хорошо чувствовал. Чудесный инстинкт самосохранения многое может подсказать человеку! При всем головокружении, какое Востроносов испытал в первые месяцы пережитой им шумной славы, особенно от сознания того, что признан гением не по прихоти одного или нескольких литературных гурманов, а совершенно объективно – умной и неподкупной машиной, с ней-то уж никакие скептики не сладят, – при всем этом Аким понимал, что славу и гению необходимо отрабатывать.

Еще когда Востроносов только что закончил повесть «Наше время», еще когда никто и не подозревал, что ее написал гений, Акима потянуло на новую повесть. Начало ее было набросано, но работа приостановилась после того, как наш герой оказался втянут в водоворот, который начисто лишил возможности работать.

Меточка – ее материальная сторона жизни интересовала куда больше, нежели непрактичного Акима, – через некоторое время стала пристальнее и настойчивее вникать в творческие планы мужа. Востроносов охотно поделился готовым замыслом, но при этом пожаловался:

– Невозможно работать в постоянном шуме и грохоте. Не сбежать ли в Ивановку, где так хорошо писалось…

– И там тебе работать не дадут, – перебила Меточка, – хорошо работалось, когда никто не знал, что ты гений. А теперь и в Ивановке покоя не будет.

– Как же быть? – жалко спросил Аким.

Мета решительно прошлась, соображая, как быть. И, подумав, резко остановилась и отчеканила:

– Никуда бежать не надо. Полный покой и все условия для работы беру на себя. Можешь садиться за стол хоть сейчас.

Меточка сдержала свое слово, ручка у нее оказалась властная, порядок она умела навести бестрепетно. Ни один гость без ее позволения больше не переступил порога. Аким был избавлен от необходимости подходить к телефону, на все звонки отвечала лично супруга или в крайнем случае домработница, которой велено было соединять с Акимом только в самых важных случаях. Резко сократились приглашения на всякие заседания и совещания. Встречи и поездки были безжалостно ограничены все той же Меточкой.