Я вспоминаю слова стюардессы об экипаже самолета, о том, что Тэйт обычно летает с одними и теми же людьми, но сегодня были новые пилоты. Могли они?..

В любом случае сейчас это не имеет значения. Все уже произошло. И тем не менее я не могу побороть панику, лихорадочно пытаясь нащупать кнопку и поднять стекло, в то время как Хэнк понемногу пытается проехать через небольшую толпу.

– Шарлотта, Шарлотта! – кричат папарацци. – Каково это – встречаться с самым сексуальным мужчиной на Земле? Вы познакомились с его родителями? Почему вы – почему сейчас? Он признался вам в любви?

Они не знают о том, что случилось, – что между нами с Тэйтом все кончено и поэтому я вернулась раньше. От этой мысли мне становится еще хуже.

Стекло наконец-то ползет вверх, изолируя меня от внешнего мира. Хэнк выворачивает на дорогу и давит на газ, уезжая от вспышек фотокамер.

* * *

Бабушка не стремится облегчить мое положение – по крайней мере поначалу.

– А ты чего ждала? – спрашивает она.

Совершенно раздавленная я ссутулившись сижу за столом, мой чемодан все еще стоит в коридоре.

– Это была ошибка, – выдавливаю из себя я. – Мне не стоило ехать.

Я вспоминаю о толпе фотографов в аэропорту, о вспышках камер. Миа говорит, что фотографии уже в Сети. В такие моменты я рада, что у меня нет Твиттера, Инстаграмма или Снэпчата, и мне не приходится смотреть на гифку, как я снова и снова пытаюсь поднять стекло.

Бабушка складывает полотенца в стопку и поправляет ряд баночек со специями на кухонной столешнице. Она расстроена. Когда она расстроена, она ходит туда-сюда, суетится, пытается чем-то занять руки.

– Прости, – говорю я ей. – Ты была права. Ты была совершенно права насчет него.

Она поворачивается и смотрит на меня, и я с удивлением понимаю, что в ее глазах стоят слезы.

– Бабушка, – едва слышно произношу я. – Мне так жаль.

Она делает глубокий вдох. Она обнимает меня.

– Все будет в порядке. Хорошо, что ты поняла это сейчас, пока все не зашло слишком далеко.

Но сейчас в ее объятиях я не могу подавить ощущение, что на самом деле все уже зашло слишком далеко. Я слишком далеко зашла. Я пережила слишком много. И теперь не знаю, как мне пережить что-либо еще.

Я возвращаюсь к учебе с облегчением – теперь мне есть чем занять свои дни. Последнюю неделю зимних каникул я почти безвылазно просидела дома, избегая любых напоминаний о Тэйте. Правда, отработала несколько внеурочных смен в магазине, но этого оказалось недостаточно, чтобы отвлечься.

Этим утром по пути на урок английского Карлос, обняв меня за плечи, вынуждает идти с ним в ногу.

– На самом деле мне никогда не нравилась его музыка, – говорит он, высоко подняв подбородок. Мы идем через море людей, и все глазеют на меня.

Теперь все знают. Все знают, что у меня, Шарлотты Рид, была любовная связь с Тэйтом Коллинзом. И теперь все на меня пялятся. Смотрят на меня так, словно пытаются увидеть нечто, чего не видели последние четыре года, разглядеть какую-то часть меня, которой не замечали. Но я все еще прежняя Шарлотта, по крайней мере снаружи.

– Не ври, – с усмешкой отзываюсь я. – Ты же помешан на его музыке.

Карлос откидывает волосы, которые лезут ему в глаза, и ворчливо произносит:

– Уже нет. Я удалил со своего ноута все его песни, даже альбом «Любовь – это глагол», живой звук. – Он делает паузу, словно ожидая, что это произведет на меня впечатление, а потом добавляет: – Я начисто выбросил его из своей жизни.

– Мне бы очень хотелось просто нажать удалить и выкинуть его из своей жизни.

– Должно быть приложение для этого.

– Ага, пожалуй, я бы заплатила за него девяносто девять центов, – с улыбкой говорю я.

Карлос заливается смехом, запрокинув голову.

– Вот видишь? Твое чувство юмора никуда не делось. С тобой все будет в порядке.

Я не так уж в этом уверена. Но дни и недели все равно кубарем пролетают мимо, хотя у меня и всплывают воспоминания о Тэйте: о его прикосновениях в тот первый вечер, когда мы танцевали на траве и он пел мне на ухо, о том, как изгибы его губ повторяли мои, будто мы созданы друг для друга. Я стараюсь притвориться, что ничего не случилось. Я с головой ушла в учебу, в работу. Я запихнула все купленные им в «Барниз» вещи в пакет – планирую отдать их Мие или в благотворительный магазин. Но все никак не могу собраться с духом и сделать это, поэтому держу их в дальнем углу шкафа, чтобы не попадались на глаза. К безмерной радости Мии, нянчусь с Лео по вечерам после работы, почти ни на секунду не оставаясь наедине с собой.

Я сдаюсь и начинаю ходить на вечеринки с Карлосом, купившись на его обещание, что это поможет. Я пью пиво (ну, я выпиваю одну бутылку пива, но оно омерзительно, так что этим дело и ограничивается). Пытаюсь вести социальную жизнь. Появляюсь на пляже во время сборищ у костра, болтаю с одноклассниками, которых до сих пор знала постольку-поскольку. Даже завожу парочку новых друзей. Иногда, когда происходит что-нибудь эпически смешное и мы смеемся и в теплом сиянии костра, я на мгновение забываю обо всем, что было раньше.

Но потом понимаю, что отрешенно смотрю на пламя и не могу не думать о нем.

О нем.

О нем.

* * *

В один из таких вечеров я собираюсь на день рождения к Элисон Ярроу. Ее родители уезжают из города, так что она может пригласить к себе всех своих друзей и закатить, в сущности, самую грандиозную тусовку этого года в Пасифик-Хайтс-Хай. Некоторые говорят, что это будет даже покруче выпускного.

Меня никогда не приглашали раньше. Мне никогда не хотелось пойти.

Но теперь Элисон останавливает меня в коридоре перед уроком геометрии и приглашает лично.

– Я очень надеюсь, что ты придешь, – говорит она так, словно искренне рассчитывает на мое появление, словно мое присутствие на ее восемнадцатом дне рождения упрочит ее и без того твердый статус самой популярной девушки в школе. Все до сих пор думают, что я встречаюсь с Тэйтом, и не важно, сколько раз я отрицала это. Возможно, одного лишь факта, что я была с ним, достаточно для того, чтобы катапультировать меня на другой социальный уровень.

Я заезжаю за Карлосом, и мы едем в дом Элисон у подножия Голливудских холмов. Элисон не то чтобы очень богата, но у нее есть бассейн и роскошный задний двор, за которым раз в неделю ухаживает самый настоящий садовник.

Элисон замечает меня сразу же, как только мы проходим через раздвижные стеклянные двери и оказываемся на заднем дворике. Она подбегает ко мне и даже обнимает.

– Ты пришла! – визжит Элисон, а потом отстраняется, держа меня руками за плечи. Словно мы с ней были лучшими подругами со времен детского сада. – Вон там есть пиво, «маргарита» и разные закуски, – небрежным жестом показывает она. – Возьмите себе выпить и приходите ко мне в бунгало.