Пожалуй, самое время для фазы «В».

Рыдания до рвоты.

— Ох, мамочка… У Аарона нет денег. — Кларисса шмыгнула в рукав.

— Ты чё? — спросила мать.

— Ты что, — поправила Кларисса.

— Да, ты чё? — вновь повторила мать.

— Мам, ты когда-нибудь научишься правильно говорить?

— Café? — предложила мать.

Кларисса кивнула. Мамуля варила потрясающий кофе. Кларисса с детства помнила гул кофемолки, перемалывающей зерна из местной бакалейной лавки, и сейчас была благодарна этому признаку постоянства, когда весь мир вокруг разваливался на части.

Они уселись друг напротив друга и несколько блаженных мгновений в тишине потягивали кофе из фарфоровых чашек.

В тишине, если не считать вопящей на заднем плане группы «Гэп» — «Ты сбросил на меня бомбу».

— Он отличный любовник, — внезапно заявила мать.

Слово «любовник» она произносила так, что на Клариссу неизменно накатывала тошнота. Создавалось впечатление, что вместо трех слогов там их добрых восемь. Та же ошибка повторялась обычно со словом «вагина».

— Мама, — начала Кларисса, пытаясь перевести разговор в нужное русло, а именно на собственные жизненные проблемы. — Мне нужен твой совет и твоя помощь, прежде всего — материальная.

— Чё случилось?

— Вот, — Кларисса сделала вид, будто что-то поднимает с пола, — ты опять обронила букву «т».

— Ха-ха. Хочешь денег, а над матерью смеешься. Не очень умный ход, Кларисса.

— Мамочка, Аарона лишили наследства. У него ничего не осталось. Он идет на работу в понедельник, мама. На настоящую работу… Я думала, он продюсер. Я думала, он богат. Что же мне теперь делать?

— Ты его любишь? — спросила мать.

Кларисса кивнула:

— Да.

— Тогда придумай что-нибудь. — Мать поднялась из-за стола. — Мы с твоим отцом начинали с н…

— Не произноси это слово! Послушай, он снял жуткую квартирку в Голливуде с жуткими соседями. Мама, там навес для автомобилей!

— Кларисса, ты же сама вечно твердишь: «Мама, ты в меня не веришь!», «Мама, доверяй своей дочери!»

Мать взирала на нее, уперев руки в боки, с незажженной сигаретой между пальцев. Мечта Онассиса, а не женщина.

Кларисса попыталась выхватить у матери сигарету. Ей не нравилось, что та до сих пор курит: в Боливии почти вся ее семья умерла от рака легких. Отменная реакция матери также раздражала — Клариссе никогда не удавалось лишить ее сигареты.

— Так вот, я в тебя верю. Я знаю, что у вас с Аароном все получится.

— Значит, ты не дашь мне денег?

— У меня нет денег, Кларисса. — Мать прикурила от серебряной зажигалки, подаренной отцом. — К тому же я думаю, что тебе это пойдет на пользу.

Судя по тону, разговору пришел конец. Мать вышла из кухни, Кларисса — за ней следом.

— А ты не могла бы поверить в меня после того, как дашь нам денег хоть на пару недель?.. Пока я не решу вопрос с его чертовыми родителями?

— Кларисса, мы с Роберто идем есть пончики. Роберто хочет пончиков. Вы с Аароном можете пойти с нами.

Роберто-Бобби в гостиной не было, но из-за двери ванной доносился звук льющейся воды. Кларисса на миг вообразила, что мать с Роберто поженятся, а сама она обзаведется тридцатилетним отчимом — чернокожим рок-музыкантом.

— Огромное спасибо. Обойдемся.

— Как хочешь, — согласилась мать. — Пожалуйста, передавай привет моему зятю. — Она чмокнула Клариссу в щеку и удалилась.

Клариссе оставалось лишь вдыхать запах сигарет «Вирджиния Слимз» и давешней «Шанели № 5» и утешать себя хоть тем, что мать счастлива.

«Среднестатистический день жизни Клариссы до брака».

1. Подъем утром. Утро — понятие растяжимое: любое время от 8.30 (на улице начались какие-то работы, вызвала полицию, оказалось, что все законно, ничего не поделаешь) и до 11.59 (телефонный звонок от матери).

2. Завтрак. Завтрак — понятие растяжимое: зависит от содержимого холодильника и (или) кошелька. Это может быть тарелка за тарелкой хлопьев, в рекламе которых девица с вязальными спицами вместо ног рассуждает о толстых бедрах, всухомятку или, если повезет, с обезжиренным молоком (обезжиренное молоко = вода + мел), немного фруктов, или фруктовый кекс, или вишневый батончик. Кофе в достаточном количестве, чтобы пробудить от сна человека, наглотавшегося снотворного или умершего лет двадцать назад.

3. Прочитать «Нью-Йорк таймс» от корки до корки (шутка).

4. Послоняться из угла в угол, позвонить Звездной Палате (разбудить при необходимости), составить планы на день. На все про все — не меньше часа.

5. День. Если самочувствие неприлично хорошее или, наоборот, ужасное, с похмелья, — отправиться на урок йоги под руководством сексуального брюнета-инструктора. Покинуть зал через девять с половиной минут (именно о таком отрезке времени идет речь в книге «Десять минут для совершенного тела». Полминуты не считаются, поскольку, в конце концов, совершенство — понятие субъективное).

Ланч со Звездной Палатой в одном из трех мест. А. «Плющ» на Робертсон-авеню (если у кого-то появился доступ к кредитке нынешнего/бывшего бойфренда); Б. «Чайя», что в двух шагах от Робертсон-авеню (если чувствуешь себя толстой и любишь зелень крохотными порциями); В. То модное местечко с европейским колоритом на Сансет-бульваре, где мужчины с именами типа Файзул или Жижич готовы после непродолжительного флирта (пятнадцать-двадцать минут, не считая переглядываний) оплатить счет Звездной Палаты.

Ланч длится не меньше двух с половиной часов.

6. Ближе к вечеру: походы по магазинам — в М.А.С. за макияжем три раза в неделю; в «Агнес Би» или «Мэдисон» — за туфлями и т. д. Или процедуры по уходу за лицом (в Беверли-Хиллз только плюнь — попадешь в косметический салон), или стрижка-укладка (см. выше; плюнь — попадешь если не в салон, то в парикмахерскую). Еще можно заняться ногтями, бровями… и так до бесконечности.

Время от времени, в припадке вселенской тоски или когда «звездочкам» было так скучно, что даже «текиловый массаж спины» в «Четырех сезонах» не вызывал ничего, кроме зевоты, кто-нибудь мог предложить физическое совершенствование или, напротив, что-нибудь для расширения сознания. К примеру, пойти на поэтические чтения или почитать газету, в которой есть статьи не только про ночное недержание у Мелиссы Риверс. Как-то раз одна невинная душа (Дженнифер) вспомнила про верховую езду. Но, как ни странно, Поло категорически возражала. Ее мать, заядлая лошадница, была типичной «десятиметровкой». С десяти метров она казалась худощавой, загорелой красоткой, но если подойти ближе, то в глаза бросалась морщинистая, обветренная, обвисшая кожа.

Кроме того, как резонно заметила Грэйви, «от лошадей воняет лошадиным дерьмом».