Бритоголовый поставил Валентина спиной к стене, придерживая за руку. Несмотря на тень, в переулке было еще жарче. Футболка сразу пропиталась потом.

– Ну и вонь. Ты что, не мог найти место почище? – выругался смуглый, недовольно посмотрев на бритоголового, и уперся взглядом в глаза Валентина. – Ну, что, историк, добегался? Твой приятель Хосе пропал, и ты туда же. Тоже решил нас кинуть.

Валентин начал что-то объяснять про сломанный телефон, про то, что Хосе обещал все уладить через пару недель, про занятость на работе и болезнь. Его не перебивали. Только иногда негромко с издевкой смеялись. Наконец Валентин замолчал. Аргументы закончились. Оставалось только заскулить о прощении, но вместо этого его охватила злоба.

– Все? – переспросил смуглый, продолжая выворачивать его взглядом.

– Все, – насупился Валентин.

– Хозяин больше не верит обещаниям твоего приятеля Хосе и не хочет больше ждать. Деньги вернешь ты. Понял?

Валентин кивнул и тихо ответил:

– Хорошо. Только у меня их пока нет.

– Это не наша проблема. – Смуглый начал что-то объяснять про доверие в бизнесе.

– Вы тут продолжайте беседовать, а я сейчас. – Бритоголовый отпустил руку Валентина и отошел в сторону. – А ты, историк, без глупостей. Не дергайся.

Раздалось журчание. В нос ударил запах мочи. Кисловатый и резкий.

– Ну, ты даешь, – сплюнул смуглый. – Не мог отойти подальше, что ли?

– Иди на хрен. Какая разница. Я же не на тебя ссу, – заржал бритоголовый. В тон ему заржал и третий парень, до этого постоянно молчавший и поглядывающий по сторонам.

– Да пошел ты сам.

Валентину казалось, что брызги мочи попадают на брючину. Его замутило. Рот наполнился горькой слюной, с привкусом ацетона. Он отодвинулся и сплюнул дрожащими губами.

– Что, не нравится? Это тебе не книжки писать. Историк хренов, – опять заржал бритоголовый, застегивая ширинку.

– Не нравится, – пробормотал Валентин, глядя под ноги.

– Ты что как разговариваешь, сука? Ну-ка, смотри в глаза.

Смуглый неожиданно влепил Валентину пощечину. Сильно и хлестко. А «бывший боксер» профессионально ударил в живот. Боль отдалась в позвоночник и сложила пополам. Валентин упал. Кто-то пнул его ногой.

– Может, порезать его немного? Мой друг всегда при мне. – Бритоголовый вытащил финку.

– Убери нож, – бросил в его сторону смуглый. – Хозяин приказал не портить должника.

– Ладно. В следующий раз.

– Пока, историк. Надеюсь, ты все понял. У тебя есть неделя, – нагнувшись, прошипел ему на ухо смуглый. – И лучше не болтай никому, а то мы и твою темноволосую телку затащим в этот переулок.

Бывший боксер в это время шарил в портфеле и, видимо, не обнаружив ничего ценного, швырнул его на землю.

Они несильно пнули его еще по разу и ушли.

Футболка и брюки были перепачканы строительной грязью. В животе неприятно ныло. Ему захотелось раздеться прямо здесь, выбросить одежду и вымыть лицо и руки. С мылом. Несколько раз.

Он так и сделал, когда такси привезло его домой. Со злостью смял одежду и запихал в стиральную машину. Потом минут двадцать стоял под душем, намыливая мочалкой тело и трогая горящую щеку. Давно его так не унижали. С самого детства. Тогда это были старшие пацаны из соседнего двора. Они поймали и избили. Просто так, ради забавы. Он не в силах был дать им сдачи и долго плакал в кустах от боли и обиды. А потом у бабушки на коленях. Она как будто все понимала. Ни о чем не спрашивала, а только гладила по голове, приговаривая. «Все пройдет. Ты жив, здоров. Это главное. Остальное все пройдет». Все пройдет….

Но не проходит. А иногда возвращается.

Полбокала «яблочного коньяка» вселили в душу Валентина пофигизм. Он так называл это состояние. Захотелось напиться. «В жопу». Это, конечно грубо, но верно. Он набрал номер своего друга-строителя, но тот уезжал с семьей за город на уикенд и не мог составить ему компанию. Еще пара приятелей тоже были заняты, кто спортом, кто бизнесом. Может быть, принять приглашение Элизабет и пойти к ней домой в гости? Но оказалось, что она с сыном отдыхает на даче у каких-то знакомых. Жаль, у нее такие теплые руки.

Провести вечер было не с кем.

«Да пошли вы все», – Валентин вызвал такси и выпил еще кальвадоса. Горьковато-ванильный вкус хорошо отбивал запах ацетона, все еще стоявший во рту.

Мутно-белая густая капля, похожая на взбитый яичный белок, из которого выпекают безе, застыла в отверстии и не хотела падать. Интересно, какая она на вкус? Мизинец аккуратно оторвал ее от маленьких «рыбьих» губок члена и поднес к языку. Она оказалась чуть солоновато-кисленькая и совсем не противная. За каплей тянулась вязкая, прозрачная паутинка.

Говорят, сперма омолаживает женский организм. А мужской? Валентин пьяно усмехнулся, сплюнул и, ухватившись за край умывальника, с трудом открыл воду. Вымыл еще не обмякший член и опять усмехнулся: раскраснелся! Наверное, от удовольствия.

Потом тщательно вымыл руки ароматным мылом, несколько раз поднося их к носу. Въедливый запах презерватива никак не хотел оттираться.

Когда наконец он выбрался из ванной, то сначала, не поднимая глаз, сделал несколько глотков виски из горлышка, и только потом заставил себя улыбнуться и повернуться к кровати.

Нина, его давняя подруга, лежала с закрытыми глазами, прикрыв простыней бесформенность груди.

– Все в порядке? – спросил озабоченно он.

– Все хорошо. Ты же знаешь. Мне с тобой всегда хорошо. Это тебе со мной не очень.

– Нина, – слова давались Валентину с трудом. – Нина… ты же мне дорога прежде всего как друг. И я тебе очень благодарен.

Он не договорил, а лег рядом. Она стала расчесывать его волосы, слушая полупьяный разговор о сложности отношений между мужчиной и женщиной, о верности и т. д.

Валентин говорил и говорил, иногда сам не понимая что и для чего. Нет, он не жаловался, не рассказывал про Диану, он просто выдавливал из себя горечь. Бесцветную и вязкую, как гной.

В какой-то момент он задремал, но тут же вскочил, чувствуя, что у него начинает кружиться голова, поспешно оделся и, прощаясь, неуклюже обнял ее.

Нина, как всегда, не удерживала его, а только долго не закрывала дверь, наблюдая, как он вызвал лифт и, бормоча извинения, уехал.

«Все изменяют друг другу. Женщины мужчинам, мужчины женщинам. Так устроен этот мир, и не нам его изменить… И надо ли его менять? Изменить можно только себя.… И то вряд ли. Менять, изменить, отменить…» Валентин, пошатываясь, брел по улице, пытаясь собраться с мыслями, которые разбегались от него в разные стороны, как стайка испуганных птиц. «Счастлив лишь тот, кто никого не любит. Никого. Он сам не страдает, а его все почему-то любят. Почему?..» Огромная витрина кондитерской возникла перед ним, как сказочное видение. Украшенная блестящими лентами и персонажами детских сказок. Несмотря на поздний час, ее двери были еще приветливо распахнуты. Валентин зашел и зажмурился. Конфеты, кофе, шоколад… От запаха даже закружилась голова. И торт. Белоснежный, с остроконечными маковками безе, как куполами минаретов. Он обязательно должен съесть большой кусок этого торта. Несмотря ни на что.