Непонятно, чем бы все закончилось, если бы не вмешался хозяин яхты. Он ловким приемом выбил у парня нож, сильно ударил по ноге и, когда тот упал, заломил ему руку.

В дальнейших событиях Валентин не участвовал, а поплелся к озеру смывать остатки десерта. Диана принесла ему чистую одежду. Когда они вернулись, то быстро попрощались и уехали домой. Оставаться дальше на пикнике не имело никакого смысла…

Валентин остановился и огляделся вокруг. В парке практически никого не было. Деревья безмятежно шелестели листвой, казавшейся серебристо-зеленой в беловатом свете фонарей. Цветочки, укрывшись лепестками, спали на клумбах. В раю даже ночью красиво! Он достал сигарету и закурил. Глаза, ослепленные пламенем зажигалки, долго привыкали к темноте. Как же трудно порой понять женщину. Даже очень близкую, даже очень любимую. Его мысли опять вернулись на три дня назад.

… Они возвращались в город по ночному шоссе. Он сидел за рулем, прилагая все силы, чтобы вести «Мазду» спокойно и осторожно.

Диана сидела рядом, глядя на темные силуэты за окном. Молчаливая и напряженная.

– Как ты думаешь, он действительно мог – как это правильно сказать: ударить или пырнуть ножом? – неожиданно спросила она.

– Вряд ли, – Валентин догадался, что речь идет о матросе. – Хотя кто его знает?

– А ты бы смог, как Леонид?..

Валентин не ответил, а попытался представить свои действия.

– Наверное, нет.

Диана опять замолчала и отвернулась.

– Зачем ты поссорился с Леонидом? – услышал он через некоторое время ее голос, наполненный какими-то чужими нотами. – Он нас, между прочим, пригласил к себе в гости, в Испанию. В начале августа.

– В Испанию?

– Да. Его фирма приобрела там небольшой отель на берегу моря.

– Почему он это делает?

«Мазда» резко повернула на повороте, скрипнув тормозами.

– Он мой друг…

– Друг?

Когда ревность одна, ее можно обуздать, но когда она смешана с раздражением, разочарованием, обидой и еще бог знает с чем, то любое слово становится каплей яда.

– Отстань, Валентин, – сверкнула глазами Диана. – Почему ты постоянно ревнуешь и бесишься? Ты что, мне не доверяешь?

Машина резко тормознула перед красным сигналом светофора. Они въехали в город.

«Ты мне не доверяешь…» Опять эта фраза. Валентин крепко сжал руль, чтобы не сорваться на крик.

В груди что-то ухнуло и кольнуло справа.

Переключив магнитолу, он поставил диск и прибавил громкость. Витиеватый рисунок, выводимый гитарой в ритме хард-рока, казалось, задевал за внутренности.

So you think you can tell Heaven from Hell,

blue skies from pain…

– Поставь что-нибудь другое.

– Это же «Пинк Флойд». «Wish You Were Here».

– Ну и что. Выключи, пожалуйста. Нудная и скучная музыка.

– Может, и я скучный? …И старый?

– Если ты сам так считаешь, то пожалуйста.

Диана отвернулась и замолчала. В тот вечер они больше не разговаривали. Как, впрочем, и прошедшие три дня…

Докурив сигарету, Валентин выбросил окурок в траву и быстро зашагал вперед. Показалась медная ограда парка, а за ней огни домов и машин. Перед выходом он вдруг остановился и обернулся. По дорожке, убегающей в глубину парка, удалялся силуэт женщины в платке. «Гречанка»? После света улицы глаза плохо различали детали фигуры в темноте. Валентин зажмурился, а когда снова посмотрел, то женщины не было. Показалось. Вернувшись домой, он обнаружил, что Диана уже спит. Значит, она не ходила сегодня в спорткомплекс. Он тихо прошел на кухню и увидел, что на столе стоит бутылка вина и тарелка с нарезанным сыром.

Ему опять захотелось курить. Почему Диана не курит? Валентину иногда хотелось, чтобы она курила. Это, конечно, глупо, но, возможно, тогда у них появилось бы еще что-то общее. А что у них есть вообще общего? Смотреть фильмы известных режиссеров. Пить хорошее вино с сыром. Ездить зимой на горные лыжи и… обоюдная страсть к сладкому!

Валентин усмехнулся и задумался. Много это или мало? Достаточно ли этого, чтобы не просто хотеть тела друг друга, а чтобы еще испытывать некую душевную страсть? Танцевать он не умел и не любил, рисовать тоже. Хотя в детстве ему очень нравилось раскрашивать картинки. Бабушка часто покупала книжки-раскраски и новые карандаши. Откроешь коробку, а там больше десятка цветов. Все карандаши ровно и остро подточены, как солдаты на параде. Он даже специально иногда ломал их или терял, чтобы получить новую коробку. Валентин улыбнулся. Ему до сих пор нравилось работать именно с карандашом. Что-то помечать, подчеркивать, ставить восклицательные знаки. Бабушка хорошо его знала и любила.

Надо будет сходить на кладбище и навестить ее. Жаль, что мы начинаем ценить кого-то, только когда его уже нет рядом или он очень далеко.

Валентин вздохнул, пристально посмотрел на шоколадные трюфели в шкафу, но достал только чашку с котами и заварил чай. Вода почему-то никак не хотела окрашиваться в коричневый цвет, и поэтому пришлось долго дергать за хвостик пакетика.

Интересно, Диана слышала, как он пришел, или нет? Показалось, что она ворочалась. Может быть, пойти лечь к ней на кровать или опять спать на диване в зале, где он провел последние три ночи? Нет, мужчина должен быть сильным. Валентин достал успокаивающее средство. Продолговатые капсулы из бело-синей упаковки, которые прописал доктор при последнем посещении. «Это совсем легкие транквилизаторы, – добродушно объяснил аптекарь, затачивая скальпелем карандаш. – Похоже, ваша аллергия началась из-за длительного стресса».

Выпив лекарство, он написал Диане записку о том, что извиняется за свое поведение на озере и что приглашает ее в оперу. Потом лег на диван и накрыл голову подушкой, чтобы не слышать собачий лай за окном. Глухой и прерывистый.

«А каким ножом убили Кармен?» – мелькнула в сознании уплывающая мысль и исчезла в оранжево-зеленых кругах.

* * *

«Одиночество – это когда ты не просто один, это когда ты никому не нужен». Где же она это прочитала? Натали лежала в постели. Вставать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Второй день подряд. Ее взгляд рассеянно остановился на висевшем на спинке стула платье. Красное с разрезом, строго-вызывающим. Купленное специально для вчерашней вечеринки. Увидев его, Ахмед долго кривил губы, но придраться ни к чему не смог. К тому же она повязалась белым шелковым платком и надела большие темные очки. И на вечеринке то и другое долго не снимала, делая по залу приветственный круг с мужем и учтиво со всеми здороваясь. Женщина-покорность. Женщина-рабыня. Разве не этого хотят многие мужчины?

Вокруг разговаривали о бизнесе и политике, а те, кто этим не занимался, – жены-домохозяйки – сплетничали, кто, где и как отдыхал. Натали знала, что следующей темой будут дети, поэтому, отделавшись общими замечаниями, остаток вечера бродила по залу. Она не скучала. Она просто считала шаги, всматриваясь в лица гостей и слушая, как каблучки отстукивают время.